| << назад |

Глава 1

СУЩНОСТЬ И ПОНЯТИЯ СИСТЕМОЛОГИИ

1.1. Исходные понятия системологии

Начальные понятия и представления. Выявим в качестве элементарных начальных те понятия, которые опираются на представления, формирующиеся с первых актов взаимодействия индивида (субъекта) со средой, и подтверждаются и уточняются в течение всей его жизни, так как человеку необходимо регулярно и практически неограниченное число раз повторять эти акты для удовлетворения первейших жизненных потребностей. Такой подход полностью согласуется с традициями марксистской диалектики, о которых В. И. Ленин говорил, что “...сначала анализируется самое простое, обычное, основное, самое массовидное, миллиарды раз встречающееся...” [2, т. 29, с. 318].

Итак, будем исходить из того, что от природы человек наделен рецепторами — органами чувств и что практически даже в своих неосознанных действиях он руководствуется представлениями о том, что возникающие в рецепторах ощущения есть следствия определенных свойств (например, качеств) того, с чем взаимодействуют рецепторы. Об этом этапе познания В. И. Ленин говорит: “Самым первым и самым первоначальным является ощущение, а в нем неизбежно и качество...” [2, т. 29, с. 301].

Благодаря этой врожденной способности обнаруживать различие свойств субъект может в большинстве реальных ситуаций отличать, где кончается “Я” и начинается “НЕ-Я”, т. е. внешний мир, где проходит граница между “Я” и “НЕ-Я”.

Этот еще очень низкий уровень рефлексии достаточен, тем не менее, для того, чтобы во внешнем мире, но различению свойств, субъект мог выделять объекты, обнаруживать их границы, противопоставлять объекты среде.

Этот уровень рефлексии есть, по-видимому, уже у объектов, которые, в привычном представлении. трудно отнести не только к разряду субъектов, но и к разряду существ. Возьмем, например, растения, в частности, вьющиеся, такие как хмель, виноград, огурцы и т. д. - Они не имеют жесткого ствола и поднимаются вверх только за счет того. что цепляются за достаточно прочные высокие предметы (стволы кустов н деревьев н т. д.). Но чтобы зацепиться за них, эти растения сначала выпускают в “разведку” специальные щупальца — “усики”. Эти усики поворачиваются в пространстве как хоботочки, постепенно удлиняясь для “обзора” все большего участка среды, пока не натыкаются в этой среде на объект, за который растение могло бы зацепиться.

Но замечательна при этом не только способность растения отличать объект от среды. Усик постоянно имеет вероятность нащупать объект, который является самим этим растением: основным стволом, веткой, листом, .другим усиком. И вот тут срабатывают механизмы; различения "Я" и "НЕ-Я": если усик наткнулся на "Я", то он отдергивается от такого "необъекта" и продолжает поиск другого объекта, который действительно есть "НЕ-Я" ¹.

Естественно, что у животных, наделенных нервной системой, и, тем более, у человека эти врожденные способности отличить “Я”, “Не-Я”, “среда”, “объект”, “граница” представлены во много раз сильнее.

При этом, когда мы говорим о человеке, нельзя забывать, что речь идет не о подкидыше, вырастающем (неизвестно, каким образом) на необитаемом острове, а о социальном субъекте, воспитываемом в человеческом коллективе со сложившейся социальной культурой и техникой.

Поэтому формирующийся человек и во внешнем “вещном” мире встречается с очеловеченной природой: объекты содержат в себе “концентрат” опыта предшественников, зафиксированный результат длительного выявления свойств природы в процессе их согласования с человеческими потребностями. Следовательно, субъективное сознание человека, вырастающего в коллективе, оказывается, несмотря на субъективность, в высокой степени объективным и социальным, отражающим через личный опыт и “снятый” опыт общества.

Это впервые осознанное Гегелем положение получило дальнейшее развитие в материалистической диалектике. Человек и в своей индивидуальности глубоко социален, ибо “даже предметы простейшей “чувственной достоверности” даны ему только благодаря общественному развитию, благодаря промышленности и торговым отношениям” [1, т. 3, с. 42].

Постепенно развивающийся субъект становится способным проводить все более тонкие различия таких характеристик внешнего мира, как “тот же объект”, “другой объект”, “такой же объект”, “не такой (иной) объект”, с учетом обстоятельств, в которых необходимо это различие. Противопоставление объектов среде, “ощупывание” границ объектов и сопоставление объектов друг с другом обостряет врожденное чувство различения свойств и выявления среди самих свойств двух наиболее сильно различающихся разновидностей: свойств, на основе которых вскрывается наличие границ, и свойств, которые обнаруживаются только после того. как начинают детально “ощупываться” сами границы. Первые могут выявляться в отвлечении от показаний тех органов чувств, которые позволяют обнаруживать пространственно-временные характеристики внешнего мира, вторые, наоборот, опираются прежде всего на показания пространственно-временных рецепторов и используют показания остальных органов чувств лишь для того, чтобы оставаться на исследуемой границе.

Свойства первой разновидности условимся пока называть качественными, а второй - граничными, имея в виду, что вторые характеризуют прежде всего пространственные и временные ограничения на определенные качественные свойства, например, ограничения, задающие пространственную форму объекта.

Простейшими видами граничных свойств не одного, а совокупности объектов являются такие, как касание пары объектов (прямой контакт), нахождение объекта между другими объектами, наличие многих объектов между парой других объектов (т. е. последовательное расположение объектов во времени или в пространстве), а также касание через посредника (косвенный контакт). Очевидно, все эти граничные свойства могут проявлять себя в объектах с различными качественными свойствами.

В философской литературе “качественные свойства” анализируются чаще всего в связи с проблемой различного понимания “вторичных качеств” Демокритом и Локком.

По отношению к учению Аристотеля “качественные свойства” это скорее всего “пассивные качества”, а в диалектике Гегеля и классиков марксизма-ленинизма этому понятию в наибольшей мере соответствует категория “качества”. Там, где допускает контекст, мы тоже вместо термина “качественное свойство” будем говорить просто о “качестве” объектов.

“Граничные свойства” наиболее близки к “первичным качествам” Демокрита и Локка (но не во всем тождественны им; напомним, что понимание первичных качеств Демокритом и Локком тоже существенно различается). “Граничные свойства” соотносимы с аристотелевскими “общими качествами”, а в гегелевской и марксистской диалектике они во многих отношениях перекликаются с категориями “количества” и “формы”, поэтому нам еще предстоит более детально рассмотреть вопрос о том, что такое свойство.

Идя от среды к объекту, субъект обнаруживает объект как нарушение качественного свойства, как возникновение неоднородности качества. И в этом случае граница объекта воспринимается как внутренняя граница среды, как граница в среде. Но после того. как объект выявлен, субъект переходит от объекта к среде, и тогда граница воспринимается как внешняя граница объекта, как граница на объекте.

Восприятие объектов только в противопоставлении среде и друг другу является такой фазой их познания и освоения, когда они представляются лишь как неделимые целостности, как наличные среде носители своих свойств; среда при этом есть только антипод всем объектам, и поэтому она также неделима, обладает, как некоторая целостность, присущими лишь ей качественными свойствами на фоне свойств находящихся в ней объектов. Следующим шагом в детализации восприятия мира является, по-видимому, установление того, что и среда — не всегда одна и та же, что существует и “та же среда”, и “другая среда”, “среда такая же” и “среда иная”.

Появляется представление о внешней границе среды, причем отличие, подобие и тождество сред может быть и качественным и количественным, т, е. и среда может иметь различные внешние границы при совпадении качественных свойств или, наоборот, восприниматься как носитель разных качественных свойств, несмотря на тождество внешних .границ. Устанавливается при этом, что не только в одной среде могут быть разные объекты, но и один объект может попадать в разную среду.

Освоение этого факта приводит к ослаблению абсолютизации противопоставления объектов среде, и в определенных ситуациях субъект начинает рассматривать целостный объект в среде тоже как среду, но уже как другую среду. Тогда в этой среде, т. е. в границах целостного объекта, могут быть обнаружены различающиеся по своим качествам новые объекты, “объекты в объектах”, в которых, благодаря их качественному отличию друг от друга, также выявляются границы. Многократное наблюдение таких “объектов в объекте” приводит к выработке представлений об относительности целостности объектов, о нарушении однородности качеств в объекте, о существовании не только внешней, но и внутренних границ объекта, о необходимости различать в целостности две такие противоположности, как часть и целое, и о возможности в целом выделять части с их границами, не нарушая целостности. Условием осуществления этой процедуры оказывается осмысление того факта, что частям целого присущи не только качества и границы, но .еще и связи, т. е. нарушения границ. Целостность целого оказывается, в различных условиях его нахождения, конкретной разновидностью такой целостности, которая выражает связность частей, и тогда сохранность границ целого осознается как следствие нарушения границ частей.

После приобретения навыков обнаруживать целостности в виде связности, выявлять связи, обеспечивающие связность, субъект начинает различать свойства не только у объектов, но и у самих связей, устанавливать, имеет он перед собой “ту же связь”, “другую связь”, “такую же связь” или “не такую (иную) связь”. Следовательно, представление о качественных и о граничных свойствах распространяется и на сами связи.

Терминологические уточнения и сложные исходные понятия. Итак, мы обосновали (но не строго, не формально) выбор понятий “первой необходимости”, элементарных начальных понятий. Эти понятия будут использоваться в дальнейшем не только сами по себе, но и в некоторых часто встречающихся комбинациях, которые так же, как и начальные, послужат средством пояснения других понятий. По прежде чем переходить к новым, производным понятиям, введем ряд терминологических условностей.

Объекты, о которых можно сказать, что это “такие же” объекты, а не многократное наблюдение “одного н того же” объекта, будем называть экземплярами объектов одного и того же типа. Следовательно, если один объект по отношению к другому нельзя назвать “таким же”, а можно считать лишь “иным”, то эти объекты принадлежат к различным типам объектов.

Соответственно будем говорить об экземплярах и о типах среды, связей и частей объекта.

Если объект рассматривается как целое, а в этом целом выделяются части, то условимся говорить о частях как об элементах объекта. Так, на рис. 1 части А, Б, В, Г и Д объекта М являются его элементами.

Если нет потребности детализировать что имеется в виду (элементы или связи между элементами объекта), будем пользоваться термином компоненты объекта. Состав компонентов на рис. 1: А, Б, В, Г, Д; аб, ав, вб, бг, вд, гд.

Если элементы объекта рассматриваются вне зависимости от того, как они связаны между собой в этом объекте, и поэтому сопоставляются просто как самостоятельные целостности вне целого, то мы будем говорить о составе элементов данного объекта. Состав элементов объекта может быть охарактеризован перечнем типов элементов, входящих в данный объект, перечнем элементов каждого из типов либо перечнем элементов, независимо от их принадлежности к тому или иному типу.

Соответственно можно пользоваться понятиями: состав связей объекта, состав качеств, состав граничных, свойств и т. д.

Связи объекта нередко необходимо рассматривать не просто как сумму особых компонентов, а в их непосредственной роли: как связующие компоненты, конкретным образом расположенные между элементами. В этом случае мы будем говорить не о составе, а о сети связей объекта, обеспечивающей связность.

Ту среду, исследуя которую, субъект воспринимает как неоднородную и обнаруживает в ней, благодаря этому, заинтересовавшие его объекты, удобно назвать средой нулевого уровня, или средой нулевого яруса. Тогда объекты, рассматриваемые в среде нулевого яруса как самостоятельные целостности, будут представлять собой объекты. нулевого яруса.

Если сами эти объекты нулевого яруса становятся для субъекта средой, то это уже среда первого (более глубокого) яруса. Объекты, выявленные в среде первого яруса, суть объекты первого яруса, представляющего собой, по отношению к объектам нулевого яруса, элементы первого (более глубокого) яруса. В элементах как в среде первого (более глубокого) яруса соответственно могут быть выявлены объекты второго (более глубокого) яруса и т. д.

Естественно, что понятие яруса приложимо к любому компоненту объекта, т. е. не только к его элементам, но и к его связям.

Так, в отличие от греческих атомистов, признававших существование буквальных, т. е. далее неделимых атомов, которым отказывали в наличии каких бы то ни было свойств, кроме формы, мы исходим из ленинского понятия о безграничности уровней материи вглубь, в результате чего, например, “электрон так же неисчерпаем, как и атом” [2. т. 18 с. 278].

Структура и функция объекта. Связность объекта выражается, как уже отмечалось, в том, что его элементы включены в сеть связей друг с другом. Будем называть схему сети связей между элементами объекта структурой этого объекта. Так, на рис. 2 представлена структура рассмотренного ранее (рис. 1) объекта М.

Если учесть, что между любой парой объектов могут возникать связи нескольких типов, например, связи разных качеств, то следует признать, что в одном и том же связном объекте может обнаруживаться несколько структур, в зависимости от того, о сети связей какого из типов идет речь.

Сама связь по существу есть не что иное, как ограниченное (введенное в границы) нарушение границ между частями объекта. Следовательно, сеть связей характеризует качества нарушений границ и граничные свойства этих нарушений. Структура же является производным граничным свойством сети связей между частями объекта и, как любое граничное свойство, может рассматриваться в отвлечении от качественных свойств этих границ, т. е. практически на примере границ между какими угодно качествами, только как схема. Следовательно, два объекта имеют одну и ту же структуру, если неразличимы такие их граничные свойства, как схема связей между элементами сравниваемых объектов, независимо от того, к одному или разным типам относятся как элементы этих объектов, так и связи по своим качествам.

При этом следует обратить внимание на существование по крайней мере двух разновидностей структур как выразителей схемы сети связей между элементами объекта. Если на схеме отражаются и учитываются все пространственные или временные граничные свойства связей, то назовем ее полной структурой. Полная структура характеризует полные внутренние пространственные или временные особенности объекта. На такой схеме должна быть отражена и внешняя граница объекта и все его внутренние границы, т. е. границы элементов. Например более полная, чем на рис. 1, структура объекта М представлена на рис 3.

Но схема сети связей может также отражать только факты контактирования связей через посредничество элементов. Тогда не будут отражаться границы целого, и каждый элемент на схеме будет рассматриваться как точка, представляющая собой, чаще всего, узел связей в структуре. Эту вторую разновидность структур, если не сделаны оговорки, мы будем иметь в виду в дальнейшем. Назовем ее структурой связности². Структура объекта М на рис. 2 должна расцениваться как структура связности.



Пока в объекте не выделены части и, следовательно, не обнаружена сеть связей между ними, до тех пор в число его свойств, характеризующих целостность, входит только наличие внешней границы, определенной на основе обнаружения однородности качества. Если же части выделены, то кроме такого граничного свойства, как внешняя граница, у объекта появляются внутренние границы и производное граничное свойство—структура.

Но есть ли у объекта производные граничные свойства, если он рассматривается как неделимая целостность? Соответственно имеет ли производные граничные свойства и элемент объекта, если он рассматривается как далее неделимая целостность более глубокого яруса?

Важнейшим из таких граничных свойств является функция. Поясним это понятие, исходя из математического определения функции.

Если воспользоваться представлениями и терминами теории множеств, то, выделив в составе элементов некоторого объекта определенный элемент, мы будем вправе рассматривать его как самостоятельное множество (в данном случае единичное), противопоставленное остальным элементам этого состава как второму самостоятельному множеству. Так как элементы этого состава входят в сеть связей объекта, имеющую вполне определенную структуру, то для любой пары элементов объекта можно установить, связаны они или не связаны. Связанные элементы будем считать “поставленными в соответствие”. Тогда мы получаем возможность определить, какие элементы второго множества поставлены в соответствие элементу первого (единичного) множества, т. е. как на первое множество отображено второе. Как известно, такое отображение одного множества на другое по определению является функцией. Следовательно, мы имеем право рассматривать узел связи структуры связности, который соответствует вхождению любого элемента объекта в сеть связей объекта. как функцию этого элемента в объекте. Например, узел Б' в структуре связности объекта М ( рис. 2) отражает функцию элемента Б этого объекта (рис. 1 и 3).

Следовательно, если выявлена структура связности объекта, то тем самым установлены функции всех его элементов. Однако если известна только функция элемента, то мы еще ничего не знаем о том, сети связей какого качества соответствует эта функция и даже каковы граничные свойства элемента, ибо на структуре связности элемент представлен лишь точкой в узле схемы. Поэтому при решении конкретных задач знания функции элемента может оказаться недостаточно для выявления даже одних граничных свойств, не говоря уж о качественных. Но в то же время чаще всего знание функции необходимо.

Естественно, что понятие функции приложимо к элементам на ярусе любой глубины. Но пока менее очевидно, что и объект как целое, как единица нулевого яруса, может иметь свою функцию.

Альтитуда, общая и частные функции объекта. Осознание того факта, что среда бывает “та же” и “не та же”, позволило рассматривать объект как среду, иную, чем та, в которой находится сам этот объект, и выявить элементы, их границы, связи и функции. Но не менее обосновано движение мысли и в обратном направлении: не может ли быть среда, окружающая данный объект, просто другим объектом в том же смысле, в каком этот объект нулевого яруса является другой средой по сравнению со средой его окружающей. Иначе, не может ли среда, окружающая исходный объект, быть тоже объектом, но более высокого яруса, чем исходный?

По-видимому, это возможно при том условии, что существует и среда более высокого яруса, в окружении которой объект более высокого яруса имеет свою целостность. Но такой объект не может быть сведенным к объекту нулевого яруса, ибо тогда и среда более высокого яруса совпала бы со средой объекта нулевого яруса, т. е. ни среды, ни объекта более высокого яруса не было бы. Таким образом, объект более высокого яруса, поскольку он вначале воспринимается как среда, должен включать в себя объект нулевого яруса, но в то же время не сводиться к этому единственному объекту. Следовательно, он должен иметь в качестве своих частей несколько (но крайней мере, два) объекта нулевого яруса.

А так как этот объект более высокого яруса оказывается и целостным, и состоящим из своих частей—элементов нулевого яруса, то он не может не быть связным, не может не иметь сети связей, в узлах которой находятся элементы исходного нулевого яруса.

Естественно назвать такой более высокий ярус первым и говорить о структуре первого (более высокого) яруса объекта в среде первого (более высокого) яруса и т. д.

Поскольку исходный объект нулевого яруса находится в узле связей как одна из частей объекта более высокого яруса, то мы вправе говорить не только о границах, связях и функциях элементов исходного объекта, но и о границе, связях и функции самого этого объекта в объекте более высокого яруса. Таким образом, все введенные понятия получают смысл по отношению к ярусам не только любой глубины, но и любой высоты.

В конкретных задачах бывает необходимо рассматривать явление не “вообще”, а на определенном количестве ярусов. Поэтому иногда нужно указывать, какова сумма рассматриваемых ярусов, как более высоких, так и более глубоких по отношению к нулевому. Эту количественную характеристику суммы ярусов условимся называть альтитудой.

Латинское слово “альтитуда” обозначает расстояние в вертикальном направлении от одной крайней точки до другой независимо от того, измеряется высота или глубина. Поэтому, если рассмотрению подлежит, например, некоторый объект до третьего яруса в высоту и до второго яруса в глубину, то альтитуда его равна шести ярусам (Я₊₃+Я₊₂+Я₊₁+Я_о+Я_-1+Я_-2), точно так же, как если бы мы имели дело с явлением от нулевого яруса до пятого в глубину (Я_о+Я_-1 +Я_-2+Я_-3+Я_-4+Я_-5).

Очень часто необходимо анализировать явления, ограничиваясь альтитудой в три яруса: нулевой плюс один в высоту и плюс один в глубину. Например, объект рассматривается как единица нулевого яруса в сети связей с другими такими же единицами. Эта сеть связей относится к объекту первого высокого яруса. Если назвать его над-объектом, то рассматриваемый объект как целое имеет свою функцию в сети связей между частями надобъекта. Но в то же время элементы объекта являются представителями первого из глубоких ярусов, и каждый из них имеет в сети связей друг с другом свою функцию.

Условимся в этом случае называть функцию объекта в надобъекте его общей функцией, а функции каждого из элементов этого объекта - частными функциями объекта.

Теперь возникает закономерный вопрос: есть ли какая-либо принципиальная разница между связями, которые задают общую функцию объекта, и связями, которые задают его частные функции?

Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо углубить наши представления о том. что такое связь и свойство. Но для этого нам придется воспользоваться рефлексивной методикой введения элементарных понятий не только как средством определения того, какие понятия считать начальными, но и как способом уточнения понятий, введенных на более ранней ступени рефлексии, через понятия. введенные на основе первых. С формальной точки зрения такой прием совершенно недопустим, как недопустимо предположить, что камни фундамента строящегося здания, являясь опорой для камней верхних уровней кладки, в конечном счете сами опираются на эти камни верхних уровней.

Однако нетрудно заметить, что вводимые нами понятия более высоких уровней в основном не просто оказывались комбинациями начальных понятий нижележащих уровней, как это имеет место в строгих аксиоматических теориях. Понятия, на которые с формальной точки зрения опираются другие понятия, служат у нас в значительной мере лишь “затравкой” для мобилизации представлений, на которые новые понятия опираются фактически. Следовательно, информация, содержащаяся в понятиях более высоких уровней рефлексии, не исчерпывается информацией, содержащейся в тех понятиях, через которые даются определения и пояснения, и накопленная таким образом новая информация и делает возможным уточнить через “выводимые” понятия сами первоисходные, “выводящие” понятия.

1.2. Рефлексивное развитие введенных понятий

Рефлексивное переосмысление связи как обмена и потоковое истолкование связности. Для более глубокого осмысления понятия связи задумаемся над следующим: когда мы начинаем убеждаться в том. что два каких-либо объекта действительно находятся в связи? Представим для начала, что мы наблюдаем за такими объектами, как три племени аборигенов: А, В и С.

Если мы говорим кому-либо о том. что племя А тесно связано с племенем В и почти не связано с племенем С. то фактически мы имеем в виду, что племя А обменивается чем-либо с племенем В и почти ничем—с племенем С. Например, племена А и В передают друг другу избытки своей продукции; девушки племени А могут стать женами юношей племени В: в случае необходимости воины одного племени могут влиться в число воинов другого и т. п., тогда как с племенем С племя А никаких подобных обменов не производит.

Иными словами, все, что мы реально осмысляем как связи между наблюдаемыми объектами, проявляет себя как обмен этих объектов элементами своих глубоких ярусов, как их обязательное движение, благодаря которому элементы выходят из границ одного объекта и попадают в границы другого, в чем и проявляется природа связи как нарушения границ. При этом обмен может быть эпизодическим, периодическим или непрерывным, односторонним или взаимным, но все равно он остается обменом, движением, переходом через границы. Сказанное в равной мере относится к связям биологическим, химическим и физическим ибо и они основаны на обмене по крайней мере фотоном—минимальным квантом энергии. Это дает нам право в дальнейшем опираться на весьма правдоподобную гипотезу, что любая связь между любыми объектами есть процесс, есть проявление движения как обмена между этими объектами, где обмениваемыми единицами являются элементы определенных глубоких ярусов связанных объектов.

Такое представление о причинах связей и взаимодействий явлений фактически опирается, в свою очередь, на гипотезу о том, что все материальные тела являются "искателями" и “втягивателями” тел более глубоких ярусов. Эта гипотеза прямо перекликается с идеями Демокрита и Эпикура о способности всех объектов к “истечению”. Но идеи греческих атомистов не получили широкой поддержки потому, что таинственным представлялось взаимодействие первичных атомов в исходной пустоте Представления Эпикура о “спонтанных отклонениях" атомов от "прямой линии" не спасали положения, ибо это противоречило исходному положению об отсутствии у атомов каких-либо качеств (кроме тяжести в атомах Эпикура). Признание безграничности числа ярусов освобождает идею "истечения" от названных несогласованностей. При этом получает наглядность гегелевское утверждение о "нераздельности" конечного и бесконечного, которое истолковывается В. И. Лениным как "вообще бесконечность материи вглубь" [2, т. 29, с. 100].

Идею “истечений” находим мы и у Канта, когда он “определяет силу притяжения как проникающую силу, благодаря которой одна материя может непосредственно действовать на части другой и за поверхностью соприкосновения”... [43, т 1, с. 352]. Но, как показал Гегель, эти идеи Канта непоследовательны в том отношении, что “материя” и “силы” противопоставлены друг другу: силы нематериальны, с их помощью материя “уже готовая, лишь приводится в движение” [43, т. 1, с. 254]. В нашей схеме любое истечение материальных объектов есть поток материальных же объектов, а движение, перемещение с полной наглядностью оказывается основой и стабилизации связей, и изменения характеристик объектов, что соответствует марксистскому пониманию категории движения как неотъемлемого атрибута материи.

Понимание природы связей как обменных процессов позволяет убедиться в том. что введенные выше понятия качественных свойств связи и граничных свойств связи—это не просто внешняя аналогия понятии качества объекта и граничных свойств объекта. Так как любой элемент на определенном ярусе рассмотрения сам есть объект со своими качествами, и основой связи являются обмениваемые элементы, то связь не может не зависеть от особенностей своих элементов и, следовательно, от их качества. А так как элементы движутся, перемещаются, занимают на пути от одной границы к другой вполне определенные участки пространства в определенные интервалы времени, то пространственно-временные характеристики связи, т. е. ее граничные свойства, также получают вполне ясную онтологическую интерпретацию.

Связь как нарушение границы может характеризоваться видом нарушения. Если определенные обменные потоки истекают из объекта, проходя более или менее равномерно через все точки границы объекта (или втекают в любом месте границы), тогда как для обменных элементов другого типа эта граница непроницаема (что и дает основание обнаружить наличие границы объекта в пространстве и во времени), то контуры границы есть одновременно и контуры ее нарушения. Следовательно, граничные свойства объекта совпадают с граничными свойствами связи. Так, противоположные явления (граница и “неграница”, т. е. ее нарушение) оказываются представленными в своем единстве. В частности, это единство разделения и связи проявляется тогда, когда два объекта находятся в контакте и в то же время, благодаря диффузии элементов глубокого яруса, они взаимосвязаны обменными элементами.

Если же связь осуществляется как следствие не диффузных, а локальных нарушений границ объектов, то граничные свойства объекта и граничные свойства его связей контактируют в точках превращения одного в другое, но не совпадают. Именно в этом случае мы можем говорить о контакте связей через элементы объекта и рассматривать структуру связности объекта (рис. 1 и 2).

Но при диффузной связи и при контактировании элементов объекта, когда граничные свойства связей совпадают с граничными свойствами связывающихся элементов объекта, структура связности уже не отличается от полной структуры, т. e. от структуры, отражающей и граничные свойства объекта. На такой схеме можно изобразить, например, способы контактирования клеток в живой ткани, способы кладки кирпичей при сооружении стены и так далее.

Условимся называть такие схемы связей между примыкающими друг к другу (как, например, ячейки пчелиных сот) частями целостного объекта ячеистыми структурами.

К граничным свойствам связей должны быть отнесены разнообразные параметры связи как процесса обмена: интенсивность, направленность, взаимность, скорость, закон изменения интенсивности, место истечения объекта обмениваемыми элементами и т. д. В частности, если в некотором масштабе времени за каждый измеряемый интервал времени между объектами проходит такое количество элементов связи, что целесообразно измерять эти элементы не числом штук, а числом мерок, но отношению к “объему” которых отдельный элемент может рассматриваться как пренебрежимо малая величина, то связь можно назвать обменным потоком.

На основе представлений об обменных потоках вернемся к понятию связности.

Очевидно, мы можем ощущать объект как связный лишь при условии, что обменные потоки, образуя сеть связей между элементами объекта, обладают (в масштабах наблюдаемых интервалов времени и пространства) “балансными” инвариантными характеристиками: потоки должны быть внутренне замкнутыми, образовывать циклы. Таковы потоки абв, бвгд, бг, гд на рис. 3. Если же какие-либо потоки втекают в объект и вытекают из него, то общий приток должен быть сбалансирован оттоком, как например, а и д на рис. 3. В этом выражается баланс не замкнутых, а проточных потоков. Следовательно, говоря о функции элемента как о структурной характеристике связного объекта, мы подсознательно уже опирались на представление о балансной инвариантности потоков сети связей между элементами этого объекта.

Практически невероятно, чтобы совершенно случайные связи объекта, представляющие собой притоки и оттоки соответствующих обменных элементов, оказались также случайно сбалансированными в объекте и поэтому—устойчивыми. Но тогда необходимо предположить, что если такой баланс все-таки имеет место, то он является следствием замкнутости притекающих и оттекающих потоков вне рассматриваемого объекта. А это и должно означать, что существует объект более высокого яруса, надобъект, который, являясь целостным, обладает связностью, и именно поэтому обменные потоки связи его частей должны быть тоже сбалансированы. По крайней мере некоторые из потоков не могут не быть замкнутыми; тогда баланс притоков и оттоков исходного объекта, например а и д на рис. 3, объясняется прежде всего тем, что исходный объект М включен в структуру замкнутых циклов обменных потоков связен частей некоторого надобъекта, и вот в этом смысле объект М имеет свою общую функцию и сам представляет часть, элемент надобъекта. Иначе, наличие внешних связей объекта еще не есть его общая функция.

Потоковые характеристики свойств объекта. Если вообразить объект, который не вступает ни в какие связи с внешней средой, с внешним, по отношению к нему, миром, то он практически не существует для этого мира. Он “ни с кем не связывается” и “ни во что не вмешивается”, никак себя не проявляет и, следовательно, не может быть связан хотя бы временными связями с рецепторами субъекта, так что и субъект не подозревает о существовании такого абсолютно изолированного объекта.

Соответственно и наоборот: чем сильнее проявляет себя объект в многообразных видах связи объектов между собой или с внешним миром, тем с большим количеством рецепторов субъекта может он связываться, тем больше свойств обнаруживает субъект в этом объекте.

Все сказанное дает нам возможность осознать, что когда мы стремимся максимально глубоко представить своеобразие какого-либо свойства, его отличие от других свойств объекта, то рано или поздно нам необходимо охарактеризовать это свойство связью определенного вида. В простейшем случае это будут представления о наблюдаемой или наблюдавшейся связи данного объекта с другими объектами; в более сложном случае мы будем думать о режиме осуществления связи, например, о характере протекания обменного потока, о возможных и невозможных характеристиках протекания. В самом сложном случае мы постараемся представить, как мог бы “вести себя” объект в определенных ситуациях, т.е., в конце концов, в какие виды связи он вступил бы, а в какие не вступил с “компаньонами” по этой ситуации, возникновению каких связей между объектами мог бы препятствовать.

О том, что свойства вещи, например товара, нельзя анализировать в отрыве от ее роли в осуществлении связен, прямо говорят К. Маркс: "сумма всех возможных ее полезных применении заключена в ее бытии как вещи с определенными качествами" [1, т. 13, с. 13].

Но не следует ли из всего сказанного, что термины "связь" и “свойство” (в том числе, качественное,). фактически синонимы, обозначают одну и ту же категорию?

Тенденция к подобному отождествлению встречается в философской литературе, однако проделанный нами содержательный анализ природы свойства и связи исключает такое понимание. Оно противоречит и положениям марксистской диалектики. Ф. Энгельс подчеркивает, что “...существуют не качества, а только вещи, обладающие качествами” [1, т. 20. с. 547].

Действительно, если связь, в нашем понимании, это нарушение границ как осуществляющееся, протекающее перемещение элементов, которыми обмениваются (односторонне или двустороннее связанные объекты, то и до начала процесса обмена, до возникновения условии, приведших к обмену элементами вполне определенного вида (причем диффузно, через вес протяжение границ, или только через локализованные участки нарушенной границы), объект остается самим собой. носителем своих свойств, хотя и не проявляющихся через реализованные связи. Точно так же, если роль объекта выражается в таком его “вмешательстве” в осуществление связей между другими объектами, которое препятствует протеканию обменных элементов между этими объектами и, в частности, к отражению потока обменных элементов или изменению направления их протекания, то способность рассматриваемого объекта к осуществлению такого влияния на потоки обменных элементов присуща объекту и до того, как объект вмешается в режим протекания обменного потока.

Следовательно, и качественные свойства, проявляющие себя в реализованных связях “положительно”, через способствование поддержанию обменных потоков элементами определенного типа, и граничные свойства, наличие которых обнаруживается “отрицательно”, через препятствия протеканию определенных обменных потоков в конкретных пространственно-временных координатах, присущи объекту и тогда, когда для проявления этих свойств нет благоприятных условий.

Таким образом, свойство объекта можно определить как его внутреннюю способность поддерживать (при определенных условиях) связи одних видов и препятствовать осуществлению связей других видов.

Хотя свойство объекта определено нами через виды связей, а виды связей зависят и от граничных свойств этих связей, и oт качественных свойств элементов, на основе обмена ко которыми осуществляется связь, в этом определении нет тавтологии. Свойства объекта - явление более высокого яруса, чем свойства связен, поэтому мы имеем право охарактеризовать свойства объекта через интуитивно ясные характеристики единиц более глубокого яруса, воспринимаемых вначале как неделимые.

Такое понимание свойств объекта, на основании обнаружения неоднородности которых вначале объект опознается как неделимая целостность, как “вещь в себе”, а потом предстает как влияющий на “жизнь” других объектов, не противоречит определению свойств, предлагаемому Гегелем. “Вещь в себе” есть то же самое, что абсолютное, о котором знают только, что все в нем едино”.

“Все вещи суть сначала в-себе, но на этом дело не останавливается, . . .вещь вообще переступает пределы голого в-себе, как, абстрактной рефлексии внутрь себя, переходит к тому, чтобы обнаружить себя также и рефлексией в другое, и, таким образом. она обладает свойствами” [43, т. 1, C.183].

Соотношение между качеством, количеством, формой, функцией и структурой. Качественные свойства или, более кратко, качества истолковываются в нашей системе начальных понятий прежде всего как проявление “истекательных” характеристик объекта, как проявление его активности включаться в связи, т. е. в обменные потоки с другими объектами. Поэтому, как уже отмечалось, качества могут восприниматься или проявлять себя как различные в зависимости от того, каковы качества элементов, из которых состоят обменные потоки связи.

Кроме того, элементы одних и тех же качеств могут быть причиной проявления различных качеств объекта, если существенно различаются режимы потоков обменных элементов. Особенно это относится к ощущаемым качествам. Например, ощущения весьма сильно могут отличаться просто при изменении интенсивности потоков. Если же речь идет о целостном объекте, то анализ его качеств основывается прежде всего на обнаружении тех потоков, в которые он включен как элемент надобъекта, т. е. как “проточный” элемент в сети замкнутых обменных потоков надобъекта. Естественно, что обнаружение этих качеств будет одновременно и достаточно полной характеристикой функции этого объекта, и выразителем его целостности, ибо в качественных характеристиках не может не проявиться в этом случае балансность втекающих н вытекающих потоков.

Граничные свойства объекта, воспринимаемые прежде всего через рецепторы, определяющие пространственно-временные характеристики активности объекта включаться в связи определенного вида или препятствовать определенным видам связи других объектов, задают “качественную границу” объекта. И поскольку среди всех качеств, несмотря на их многообразие, удается выделить те, которые отражают факт целостности объекта, то и среди множественности качественных границ в достаточно целостных объектах оказывается возможным установить такие, которые действительно характеризуют качественную определенность.

Если рассматривать целостный объект только как неделимое целое, то в этом случае граничные свойства совпадают с обычным представлением о пространственных формах и временных границах проявления объекта. Так, пространственной формой является внешний контур объекта М на рис. 1 и 3.

Если уровень рассмотрения более глубок и в объекте выделены элементы, то граничные свойства будут включать и формы элементов. Наиболее полно формы элементов представлены на рис. 3, менее полно на рис.1. Еще более детальное рассмотрение позволяет обнаружить связи объектов с другими объектами надобъекта и связи элементов друг с другом. Следовательно, это будет уже не форма, а новый класс граничных свойств объекта: общая функция объекта, например, объекта М, его частные функции, сеть связи элементов объекта и структура этой сети связей, рассмотренных нами на рис. 2 и 3.

Из сказанного ясно, что термин “граничное свойство” действительно близок к гегелевскому термину “количество” как антониму термина “качество”, но содержит в себе возможности более тонкой дифференциации: пространственная форма, функция, структура.

Как будет показано дальше, понятие “количество” также войдет в число разновидностей граничных свойств.

Важно подчеркнуть, что ни качества, ни граничные свойства, при нашем понимании природы связей, не являются более "первичными". более "объективными" друг по отношению к другу. Установление граничных свойств производится на основе различия качеств. Независимость границы от качества и отсюда—“первичность” граничных свойств—кажущаяся. Можно говорить о тождестве граничных свойств “независимо” от качества, если только умалчивать о том факте, что для объективного существования одинаковых граничных свойств различных качеств необходимо, чтобы эти качества отличались от тех сред, в которых устанавливается тождество граничных свойств. Следовательно, при установлении граничных свойств столь же необходимо участие органов чувств, которые улавливают “вторичные свойства”, как и органов чувств, улавливающих "первичные"., пространственно-временные характеристики объекта.

Легкость абстрагирования от качества при сравнении граничных свойств нисколько не выше чем .легкость абстрагирования от граничных свойств при отождествлении фактов проявления одного и того же качества. Например, мы одинаково воспринимаем "мокрость", подставив руку под водопроводный кран, опустив ее в ручей или в набежавшую морскую волну.

Когда граничные свойства выявляются как “негативные”, т. е. как препятствующие возникновению связей определенного вида, то через эти свойства “положительно” проявляют себя внутренние замкнутые потоки объекта, обеспечивающие вторую сторону его целостности. Следовательно, не только качества, но и граничные свойства могут отражать факт целостности объекта.

При контактной связи между элементами объекта и диффузном проникновении связывающих потоков, через замкнутые граничные потоки проникают одни обменные элементы глубинных ярусов и не проникают другие.

Возможно сочетание контактности связи с ее локализованностью. Это бывает тогда, когда контактируют не полные границы объектов (т. е. не так, как, например, клетки живой ткани), а частичные, основанные на касании отдельных точек или небольших участков поверхности объектов (как, например, на рис. 4). Если диффузия идет при этом только через места контакта, то, несмотря на отсутствие связей как особых “перемычек”, можно говорить о структуре связности объектов, (совпадающей в нашем примере со структурой связности объекта М, ср. рис. 4 с рис. 1 и 2).

Связи и отношения как валентности. Выявив соотношение между представлениями о свойствах и представлениями о связях, мы можем охарактеризовать любое свойство (качественное и граничное) через указание своеобразия той связи, в которую может вступить объект или возникновению которой он может воспрепятствовать. Поэтому теперь во многих случаях о свойствах объекта нам удобно будет говорить как о валентностях, т. е. именно как о способностях принимать участие в процессах связывания с другими объектами.

При таком понимании валентности оказываются учтенными и отнесенными к валентностям и те граничные свойства, которые поддерживаются внутренними замкнутыми обменными потоками объекта и поэтому, казалось бы, изолируют объект от вступления в связи с другими объектами, т. е. лишают объект валентности. Дело в том, что “изолирующие”, “экранирующие” границы объекта четко очерчивают его пространственные формы и создают условия для пространственного контакта этого объекта с другими объектами, т. е. снова характеризуют свойства объекта в терминах его валентностей.

Все многообразие свойств объекта можно описать сравнительно небольшим числом типов валентностей. Естественно, что этим будет огрубляться истинная картина, но во многих случаях именно благодаря этому мы сможем избавиться от излишней детализации, заслоняющей главное.

Пока свойство объекта остается только способностью, не проявившей себя в наличной наблюдаемой связи, будем называть его свободной валентностью как одной из разновидностей возможности. Если свойство реализовано в виде связи соответствующего качества, то будем называть его экстенциальной или просто занятой валентностью; она представляет собой одну из разновидностей действительности.

Очевидно, что наличие определенной занятой валентности объекта еще не есть полное проявление соответствующего свойства. Занятая валентность проявляет качество связи, к которой предрасположен объект, отражает одну из возможных комбинаций граничных свойств связи этого качества. Но каковы те пределы граничных свойств реализованной связи, в которых объект может поддерживать данную связь, — из наличия реализованной связи еще не вытекает. А эти пределы также являются характеристикой рассматриваемого свойства объекта.

Как уже отмечалось, количество свойств любого реального, телесного объекта безгранично. И тем не менее, в конкретных условиях определенного яруса объект имеет не только практически ограниченное число экстенциальных, занятых валентностей (например, атом в молекуле определенного вида), но и набор наиболее легко обнаруживаемых (и, следовательно, отражающих наибольшую предрасположенность к проявлению) свободных валентностей. Поэтому валентности можно разбить по степени их “силы”. Для занятых валентностей под силой можно понимать прочность этих связей (от чего зависит эта прочность—мы еще будем рассматривать), под силой свободных валентностей—степень предрасположенности их к проявлению и, следовательно, возможность их обнаружения. Введя хотя бы три градации силы, можно говорить о занятых валентностях как о сильных, слабых и отсутствующих экстенциях, а о свободных валентностях— как о сильных, или интенциях, о слабых, или потенциях, и, наконец, об отсутствующих свойствах.

Можно говорить также о свойствах явных, скрытых и неприсущих данному объекту, и это деление, при всей его условности, всеми используется на практике³. Смысл такого различения свойств заключается в следующем.

Один и тот же вид связи, отождествляемый, например, на основе его локализации на границе объекта или на основе качеств обменных элементов, может во многих случаях быть изменчивым в том смысле, что, в зависимости от некоторых условий, его нужно будет расценивать то как интенцию, то как потенцию или экстенцию. Это значит, что действительность может переходить в возможность, а возможность—в действительность. В простейших случаях, при заданных средствах выявления валентностей объектов, может быть обнаружено, что переход конкретной данной потенции в интенцию и интенции в экстенцию или наоборот зависит только от внешних условий и не связан с судьбой всех остальных валентностей объекта (остаются они свободными или превращаются в занятые).

Однако в более сложных и в более важных для практики случаях на свойства объекта влияют не только внешние условия, но, возможно, также действие одних валентностей на другие. Например, некоторая данная валентность из потенции превращается в интенцию тогда, когда вполне определенные другие валентности переходят из интенции в экстенцию, т. е. в занятую, реализованную связь.

Эти случаи служат примерами взаимодействия действительности и возможности: действительность подготавливается возможностью, а возможность может изменяться при изменении действительности.

К факторам такого перехода в пределах данного объекта должно быть отнесено наличие другого объекта в окрестностях первого при заданных внешних условиях. Назовем этот фактор окрестностными условиями объекта. Тогда для любой пары (тройки и т. д.) объектов, имеющих вполне определенные валентности, можно экспериментально или теоретически указать те их валентности, которыми они будут обладать, если при заданных внешних условиях эти объекты (например, пара объектов) окажутся в заданных окрестностях друг возле друга. Эти валентности будут характеризовать свойства каждого объекта в соотношении со свойствами другого, и если реально валентности не проявляют себя, а только оцениваются как возможные при соответствующих внешних и окрестностных условиях, то такие свойства сопоставляемых объектов будем называть отношениями. Например, отношение может иметь такую формулировку: объект А и объект Б, находящийся от него в окрестностных условиях В, при внешних условиях С вступит в связь Е и при этом будет иметь интенцию К и утратит потенцию М.

Следовательно, отношения, хотя они и не представляют наличных валентностей, также описываются в терминах интенций, экстенций и потенций.

Если рассматривать валентность объекта по отношению к определенной окрестности среди других объектов, то можно говорить и о возможной функции этого объекта, т. е. о той функции, которая была бы у него, если бы он попал в окружение названных объектов. Но это будет функция не реальных валентностей, не функция сети связей, а функция отношений: экстенциальных, интенциальных и потенциальных ⁴.

Можно рассматривать также отношение определенных окрестностных условий к тому или иному объекту. Это отношение будет характеризовать те экстенции, интенции и потенции объектов, задающих эти окрестностные условия, которые возникнут, если данный конкретный объект попадет в эти окрестности.

Таким образом, реальный, экстенциальный набор связей и интенциальный набор предрасположенностей к другим связям в объектах можно рассматривать как зависящий и от внешних, и от внутренних, и от окрестностных условий, причем сами внутренние условия могут быть следствиями предшествующих внешних, окрестностных и внутренних условий.

Несмотря на то, что при таком подходе свойства выражаются в терминах связей, отождествления связей и свойств при этом не происходит, так как учитываются не только экстенции, но и скрытые валентности (интенции и потенции), т. е. валентности как способности, как возможности, а не как одни лишь явные связи, как наблюдавшаяся действительность.

Факторы изменения свойств и отношений. Назовем любую комбинацию свойств объекта, определяемую составом занятых и свободных валентностей объекта с их конкретными граничными свойствами в определенных пределах внешних и окрестностных условий, состоянием объекта, а совокупность состояний, возможных в различных условиях, областью возможных состояний объекта.

В терминах состояний постараемся рассмотреть вопрос о факторах изменения свойств объекта. Если зафиксировать свойства среды, т. е. внешние и окрестностные условия, то, естественно, резко уменьшится перечень возможных свойств объекта и их комбинаций. Эти свойства образуют уже только подобласть области возможных состоянии объекта. Точно так же можно говорить о подобласти возможных состояний, если зафиксировать занятые валентности, а изменять только внешние условия.

Естественно, что некоторые из подобластей этих двух видов пересекаются, т. е. один и тот же состав свойств объекта, одно и то же состояние (или подобласть состояний) может быть получено разными путями. Например, свойства могут оказаться одинаковыми, когда занятые валентности имеют состав А, а свойства среды—состав В, или же занятые валентности представлены в составе С, а свойства среды—в составе Е.

Состав свойств можно иногда рассматривать упрощенно, только через состав тех способностей к вступлению в связи, которые представлены экстенциально, т. е. без учета тех изменений в свойствах, которые выражаются в составе скрытых валентностей (интенций и потенций). Например, если в определенном диапазоне внешних и окрестностных условий у двух объектов экстенциальные связи остаются одинаковыми и неизменными, то при упрощенном подходе можно считать, что у этих объектов свойства также остаются неизменными, если даже фактически в разных участках этого диапазона интенции объектов различны, т. е. объекты имеют разные состояния в области своих возможных состояний.

Точно так же при упрощенном подходе отношения двух объектов к третьему могут считаться одинаковыми, если в расчет берутся возможные только экстенциальные связи с этим третьим объектом и не оцениваются интенциальные и потенциальные.

Теперь остановимся на случае, когда внешние условия объекта остаются неизменными, а связями с другими объектами можно пренебречь, считая, что окрестности "совершенно пусты". Отчего в этом случае могут быть различными свойства объектов как некоторых целостностей?

Естественно, что они будут определяться способностью объектов иметь ту или иную силу связи потенцию, интенцию или экстенцию по отношению к определенным другим объектам, а сама эта способность будет отражать возможность возникновения незамкнутых, проточных потоков связи между элементами объектов при наличных замкнутых связях. Грубо говоря, свойства объектов как их валентности, при заданных внешних условиях, могут изменяться за счет изменения только внутренних условий, приводящих к перераспределению внутренних, замкнутых потоков связи и внешних "проточных".

Совершенно ясно, что это соотношение должно зависеть от свойств элементов объекта и от того, какие взаимные окрестностные условия они создают друг для друга. А если так, то понятно, что в ряде случаев уже одно только варьирование относительных окрестностных условий, т. е. сближение элементов, удаление их друг от друга и перестановка в пространстве и во времени, может привести к изменению структуры сети связей между ними и далее к изменению либо качества, либо граничных свойств объекта как целого. Следовательно, при этом будет изменяться область возможных состояний объекта.

Еще более очевидно, что если просто изменить состав элементов объекта, например, изъять некоторые из них из окрестности, допускающей взаимодействие, то это может привести к изменению структуры внутренних потоков и, следовательно, свойств целого.

Иными словами, если изменять внутренние граничные свойства объекта или качественные свойства его элементов, то будут изменяться качественные и граничные свойства объекта как целого, что проявится в варьировании состава, качества и граничных свойств валентностей объекта, т. е. в варьировании области его возможных состояний [195; 198].

Таким образом, хотя и в несколько более детальней формулировке, но мы пришли к известному закону диалектики о переходе количественных (у нас граничных) характеристик объекта в качественные и наоборот. Детализация же выражается в том, что, во-первых, мы можем конкретнее указать, в чем проявляются "количественные" изменения: в перестройке полной структуры сети связей объекта, или только структуры связности, или "ячеистой структуры"; во-вторых, изменение качества целого мы можем охарактеризовать в терминах связей или отношений как экстенции, интенции или потенции, различая внутренние и внешние потоки связи.

Это дает нам, в частности, возможность сопоставлять такие, па первый взгляд, разнородные характеристики объектов, как функции и свойства, связи и отношения, и оценивать степень их взаимного соответствия, через которое, в конечном счете, мы постараемся определить, какой тип объектов наиболее целесообразно отнести к классу систем.

Подчеркнем еще раз в заключение, что после уточнения понятий свойства и отношения через понятия потоков и валентностей мы снова приходим к тому представлению о категории свойства, на которое опирается материалистическая диалектика: ..свойства данной вещи не возникают из ее отношения к другим вещам, а лишь обнаруживаются в таком отношении..." [1, т. 23, с. 63].

1.3. Системы как адаптивные объекты

Адаптация и адаптивные объекты. Пусть задан надобъект В, в число элементов которого входит объект А, связанный в сети связи с рядом других объектов, образующих окрестностные условия для объекта А. Соответственно и объект А входит в параметры окрестностных условий своих компаньонов по окрестности. Функция объекта. А является одной из частных функций надобъекта В, и совокупность всех частных функций элементов объекта В обеспечивает выполнение его общей функции, баланс внутренних и внешних потоков связи.

Выполняя определенную функцию, т. е. имея, например, вполне конкретный набор явных валентностей, изменяющихся в пределах, в которых этими изменениями можно пренебречь как не влияющими заметно на свойства надобъекта В, объект А находится в одной из подобластей своих состояний, входящей в область возможных состояний объекта А.

Функция объекта А в надобъекте В может выражаться и в некотором закономерном изменении его состояния при изменении, скажем, в надобъекте окрестностных условий объекта А. Такая функция будет представлять собой в области возможных состояний не просто точку (более или менее размытую в допустимых пределах), а траекторию, скорее всего замкнутую (и тоже болеее или менее размытую). Следовательно, и при ,,неизменном", и при закономерно изменяющемся состоянии объекта А, выполняющего свою функцию в надобъекте В, эта функция может быть охарактеризована областью требуемых функциональных состояний объекта А, обязательно включающейся в область возможных состояний этого объекта. Кроме того, неконтролируемые изменения условий не должны выводить объект А за границы допустимого размытия функциональных состояний.

Пределы изменения условий, при которых объект А остается в границах допустимого размытия функциональных состояний, можно назвать границами устойчивого функционирования объекта. Понятно, что объект А должен быть таким, чтобы границы устойчивого функционирования не выходили за границы неконтролируемых изменений условий объекта.

Представим теперь, что по какой-либо причине объект А как один из элементов надобъекта В вырван из сети связей с другими (окрестностными) элементами надобъекта В и вынесен за окрестности надобъекта.

Так как в окрестностных элементах рвутся связи, то нарушается баланс всех потоков связи надобъекта В, занятые валентности окрестностных объектов превращаются в свободные, экстенции становятся интенциями, а в соответствующем узле сети связей надобъекта В возникает "дырка", незанятое место, а точнее—вакантный узел или просто вакансия, т. е. область требуемых функциональных состояний для нового элемента, способного войти в этот узел объекта.

Представим, что возникшей вакансией "воспользовался" объект С, область возможных состояний которого не совсем тождественна области возможных состояний "предшественника", т. е. объекта А. Это значит, что область возможных состояний объекта С не полностью соответствует области требуемых функциональных состояний, задаваемых надсистемой.

Несоответствие может выразиться в том, что функция отношений объекта С с окрестностными объектами в вакантном узле отличается от функций отношений объекта А к этим объектам, причем таким образом, что область возможных состояний объекта С в той или иной степени выходит за границы области функциональных состояний, которую имел объект А и должен иметь объект С.

Практически это может привести к тому, что некоторые из интенций окрестностных объектов не найдут выхода на связь с объектом С, а некоторые интенции объекта С останутся свободными, когда он попадает на освободившееся после А вакантное место в узле структуры связей объекта В. В подобных случаях мы будем говорить, что свойства объекта С не согласованы с его функцией в структуре надобъекта.

Однако если вспомнить, что свойства любого объекта (т. е. область его возможных состояний) могут изменяться, если изменяется состав его элементов или их связей, если изменяется структура связей элементов или функции их связей при неизменности структуры, т. е. за счет изменения внутренних условий объекта, то станет понятно, что благодаря всем этим внутренним изменениям свойства как объекта С, так и объекта В, а также потенции, интенции и экстенции, свободные и занятые валентности объекта С или окружающих его объектов могут измениться так, что степень согласованности свойств объекта С с его функцией может начать уменьшаться или увеличиваться. В последнем случае область функциональных состояний объекта в данном вакантном узле включится в область возможных состояний объекта.

Процесс увеличения согласованности между свойствами объекта С и определенной частной функцией в узле сети связей объекта более высокого яруса (объекта В) благодаря изменениям свойств объекта С будем называть адаптацией объекта С к своей функции в вакантном узле объекта В.

Соответственно процесс увеличения согласованности между свойствами и функцией объекта С в узле связей объекта более высокого яруса (объекта В) за счет изменений свойств объекта В будем называть адаптацией объекта В к свойствам своего объекта С. В процессе адаптации второй разновидности в объекте В формируется такая сеть связей между элементами, в которой узел, включающий элемент С, обеспечивает для этого элемента наличие такой частной функции, т. е. такой области требуемых функциональных состояний, которая согласована со свойствами элемента, соответствует экстенциальной функции отношений объекта С к окрестностным объектам. Иными словами, область требуемых функциональных состояний изменяется в таком направлении, чтобы "вписаться" в область возможных состояний объекта С.

Если же объект С адаптируется к надобъекту В, то область требуемых функциональных состояний остается неизменной, а область возможных состояний объекта С смещается и деформируется в пространстве состояний до тех пор, пока в нее не окажется включенной область требуемых функциональных состояний.

В принципе возможно и взаимное подстраивание: С адаптируется к В, а В — к С.

Если надобъект В адаптировался к объекту С, то возвращение А на место С сделает необходимой, для согласования свойств объекта А с областью требуемых функциональных состояний, новую адаптацию: либо А к В, либо В к А..

Если же объект А вернуть на место объекта С после того, как С адаптировался к надобъекту В, то свойства объекта А окажутся согласованными с областью требуемых функциональных состояний и объект А сможет нормально функционировать в соответствующем узле сети связей надобъекта В.

Однако это еще не говорит о полной заменимости объекта объектом С после его адаптации к В. Объект С можно считать функционально эквивалентным А лишь в том случае, если границы устойчивого функционирования адаптированного объекта С будут не шире и не уже, чем границы устойчивого функционирования объекта А.

Исходя из представлений о многоярусном строении объектов, мы имеем возможность говорить не только об адаптации объекта к надобъекту или надобъекта к объекту, но и об адаптации элемента к объекту или объекта к элементу и т. д.; нa любом ярусе ввысь и вглубь.

Но если адаптация возможна за счет перестройки как более высоких, так и более глубоких ярусов (по отношению к ярусу ,,вакансий"), то есть ли какие-либо способы понять, в каком же именно из двух „вертикальных" направлений пойдет адаптация? Чтобы ответить на этот вопрос, рассмотрим сначала частный случай адаптации адаптации только вглубь, не объясняя пока. чем обеспечивается устойчивость надобъекта, его споcoбность не подстраиваться под свой адаптируемый объект.

Субстанция и материал объекта с требуемой областью функциональных состояний. Проблема согласования свойств объекта с заданной областью требуемых функциональных состояний в некоторой вакансии предстает наиболее полно, если рассматривать замену объекта А, вырванного из определенного узла сети связей объемов в сбалансированном надобъекте В. не готовым объектом С, занимающим освободившуюся вакансию, а объектом К, которого еще нет, но который должен быть создан. Ясно, что создать его нужно таким, чтобы его свойства обеспечивали наличие особой функции его отношений к вакансии: превратившись в функцию связей, она должна восстановить баланс внутренних и внешних потоков надобъекта: В, нарушенный вследствие исчезновения объекта А.

Что же есть в наличии до того, как создан такой подходящий объект К, и что необходимо, чтобы его создать?

До момента создания объекта К есть вакансия, которая, через возникновение интенции окрестностных объектов и через наличие нарушенного баланса потоков связи на место вакансии, непосредственно и материально задает область требуемых функциональных состояний объекта К, т. е. набор его валентностей, а также его внешние проточные потоки.

Но поскольку внешние потоки материальны, телесны, то истекать они могут лишь из телесных элементов объекта К, так же как и втекать только в телесные элементы. И чтобы элементы обладали этой способностью, между ними должны сформироваться и поддерживаться внутренние потоки для поддержания внешних, функциональных.

Задают ли вакантные валентности ограничения на структуру и на элементы этих внутренних потоков?

Непосредственно, так же, как структуру и элементы внешних, функциональных потоков, они задавать не могут, ибо тут речь идет о „внутреннем деле" формирующегося объекта К, и свойства поддерживающих потоков, их структура, элементы, а также количество ярусов объекта К могут быть конкретизированы лишь условиями, не зависящими от надобъекта, от освободившейся в нем вакансии. Внутренние свойства объекта К, при заданных функциональных свойствах, зависят в первую очередь от того, каковы те объекты, из которых могут быть выбраны такие, чтобы из них могли сформироваться элементы объекта К, способные с помощью внутренних взаимосвязей поддерживать способность объекта К выполнять его функцию в вакантном узле надобъекта.

Очевидно, что нельзя смешивать эти исходные объекты с теми элементами создаваемого объекта К, которые в конечном счете сформируются для того, чтобы объект К имел требуемые функциональные свойства. Поэтому условимся называть исходные „строительные" объекты резервом материала для создания объекта К, а , “строящиеся” элементы всех его ярусов, в том числе и элементы обменных потоков, сформированные из тех „строительных" объектов, которые выбраны для создания объекта К из резерва материала, - субстанцией объекта К.

Понятия материала и субстанции нетождественны даже в том чрезвычайно редком случае, когда весь материал без остатка уходит на создание объекта К, и при этом исходные объекты, представляющие собой материал, не нуждаются ни в какой предварительной переработке, чтобы функционировать в роли элементов всех ярусов создаваемого объекта, т. е. в роли его субстанции. Различие в этом случае, хотя оно и минимально, выражается в неполном тождестве исходных объектов, как субстанции объекта К, с этими же объектами, пока они остаются резервом материала: как субстанция эти объекты могут иметь особые свойствa, отсутствующие в резерве материала, если эти свойства определяются наличием обменных потоков связи элементов в границах целостного объекта. Или иначе: они будут иметь различные состояния несмотря на общность областей возможных состояний.

Это нетождество материала и субстанции еще очевиднее, если представить, что уже созданный объект К по каким-либо причинам окажется ,,разобранным" на составные части. Эти составные части изменят свое состояние и превратятся и резерв материала (пусть такого же объекта К, поэтому перестанут быть элементами, т. е. субстанцией наличного объекта К. Субстанция обеспечивает наличие требуемых внутренних потоков, поддерживающих функциональные потоки, а материал только более или менее предрасположен к этому.

Из заданного резерва материала можно извлекать различные наборы исходных объектов, из этих объектов можно создавать определенное многообразие более сложных объектов, причем некоторые совокупности таких объектов способны вступать в связи и служить субстанцией объектов более высокого уровня с определенными областями возможных состояний. Следовательно, каждому резерву материала, при заданных изменениях условий, соответствует своя (не всегда полностью известная человеку) совокупность областей возможных состояний, характеризующих свойства тех объектов, для формирования субстанции которых этот резерв материала достаточен (182).

Мы рассмотрели случаи, когда объекты резерва материала только объединяются в единицы более высоких ярусов. Если же допустить и предварительное ,,расщепление" исходных объектов резерва материала на составные части, то число видов субстанции, которую можно создать из данного резерва, увеличится, следовательно, увеличится совокупность областей возможных состояний, соответствующих этому резерву материала.

Итак, говоря об условиях, при которых возможно создание объекта К со свойствами, соответствующими вакансии в надобъекте В, мы должны прежде всего требовать наличия не просто резерва материала: материал должен быть таким, чтобы совокупность областей его возможных состояний включала в себя область возможных состояний создаваемого объекта К, которая, в свою очередь, должна включать в себя область требуемых функциональных состояний в данном вакантном узле объекта К. Кроме того, необходимо, чтобы наличие определенного диапазона изменения границ внешних условий функционирования объекта К приводили лишь к размытию области требуемых функциональных состоянии, не превышающему допустимых пределов.

Оптимально адаптированный (совершенный) объект. Резерв материала с совокупностью областей возможных состояний, удовлетворяющей перечисленным выше требованиям, может быть использован для создания большого числа объектов К при наличной вакансии в надобъекте В и при заданных границах изменения условий функционирования объекта К. Можно ли среди этих вариантов установить какую-либо шкалу предпочтительности? Например, что предпочесть, объект К₁ или К₂, если оба они включают в область своих возможных состояний область требуемых функциональных состояний, но область возможных состояний у объекта К₁ шире, чем у объекта К₂?

При прочих равных условиях для адаптирующего надобъекта В вакантную функцию выгоднее возложить на объект К₂, потому что тот более широкий диапазон свойств, которым обладает объект К₁ сверх требуемых функциональных свойств, т. е. его большая универсальность, не может быть получена „даром". Для этой универсальности потребуется и большее количество материала, и более длительное время формирования объекта, тогда как для функционирования при заданной вакансии такая универсальность останется нереализованной, так как она выходит за границы требуемых функциональных состояний.

Ну, а если варианты К₁ и K₂ имеют одинаковую область возможных состояний, но отличаются тем, что границы устойчивого функционирования, перекрывая пределы изменений условий функционирования, у одного из вариантов, например, у К₁ шире, чем у другого?

И в этом случае для надобъекта В предпочтительнее вариант К₂, потому что он, как и вариант К₁, отвечает требованиям надежности, но избыточная, бесполезная надежность у него ниже, чем у объекта K₁, и поэтому затраты на создание объекта К₂ меньше, чем на создание объекта K₁.

Отсюда ясно, что из большого числа вариантов объектов К, „претендующих" на функционирование в вакантном узле надобъекта В, при заданных условиях функционирования наилучшим должен считаться тот, область возможных состоянии которого не просто покрывает, а максимально близка к области требуемых функциональных состояний в вакантном узле надобъекта. Точно так же границы устойчивого функционирования объекта должны не просто включать в себя пределы изменений внешних условий функционирования, а по возможности совпадать с ними, в результате чего размытие функциональных состояний объекта не будет превышать допустимых границ, но и не будет меньше допустимого уровня.

Установив характеристики оптимальности объекта с требуемой областью функциональных состояний при заданном резерве материала и условиях функционирования, проследим, как может протекать формирование объекта К со свойствами, приближающимися к оптимальным. При этом совершенно безразлично, идет ли речь об искусственном техническом объекте, создаваемом инженером, о социальном коллективе, во главе которого стоит опытный организатор, о социальной системе, складывающейся стихийно или, наконец, о биологических объектах, формирующихся в процессе естественного отбора.

В простейшем случае. когда среди объектов наличного резерва материала есть такие, которые в их исходном виде более или менее могут выполнять частные функции формируемого объекта К, создание этого объекта должно начаться с выбора этих наиболее подходящих исходных объектов. Мера их пригодности должна выражаться в выборе исходного состава объектов с такими областями возможных состояний, для которых удается найти взаимные окрестностные условия, обеспечивающие возникновение определенной сети внутренних связей между этими объектами. При этом структура сети должна создать у формирующегося объекта внутренние условия наличия такой области возможных состояний, которая покрывает область требуемых функциональных состояний формируемого объекта К в вакантном узле надобъекта В.

Для этого должно быть испытано достаточное число вариантов выбора состава исходных объектов из резервов материала, а для каждого состава - множество вариантов структур сети связей между исходными объектами, переходящими таким образом из категории материала в категорию субстанции формируемого объекта К, т. е. в его элементы на всех ярусах.

Ближайший к оптимальному, но, скорее всего, еще далеко не оптимальный по своим свойствам, вариант создающегося объекта К. уже может начать функционировать в вакантном узле надобъекта.

Более тонкая “подстройка” свойств формируемого объекта К в направлении увеличения его оптимальности возможна после этого лишь за счет изменения свойств элементов объекта К. Благодаря этому могут измениться и качественные, и граничные свойства потоков, определяющих валентные характеристики адаптирующегося объекта К. А это изменение свойств может осуществляться лишь путем изменения состава, свойств и структуры связи элементов следующего, более глубокого яруса. Таким образом, и элементы элементов адаптирующегося объекта К начнут адаптироваться в том направлении, чтобы объект К все больше “вписывался” областью своих возможных состояний в область требуемых функциональных состояний и чтобы границы его устойчивого функционирования сближались с границами изменения условий функционирования.

Назовем такие объекты оптимально адаптированными или, кратко, совершенными.

В зависимости от того, на сколько ярусов вглубь успел распространиться процесс адаптации, можно говорить о глубине адаптации как о показателе степени оптимальности адаптирования, т. е. степени совершенства объекта.

Чем глубже адаптация, тем на более глубоком ярусе каждый элемент в сети связей с другими элементами своего яруса также является оптимально адаптированным объектом.

Мера и степень системности объекта. Если степень оптимальности адаптированного объекта при заданных условиях, т. е. при наличных резервах материала и пределах изменения условий функционирования, достаточно велика, так что свойства объекта остаются и области требуемых функциональных состояний, то это значит, что изменения внешних условий приводят к таким перестройкам внутренних взаимодействий между элементами совершенного объекта, при которых варьирование внешних потоков остается незначительным, в пределах допустимых размытий.

Но если внешние условия, т. е. внешние воздействия на объект, выходят за границы обычного диапазона изменений, а свойства совершенного объекта К формировались без учета возможности таких сильных воздействий и поэтому не имеют дополнительных резервов устойчивости для подобного экстремального случая, то ясно, что состав валентностей совершенного объекта К может резко измениться, т. е., произойдет скачок его качественных свойств, причем благодаря перестройке граничных свойств, например, внутренней структуры связей между элементами объекта, под влиянием внешних воздействий. Но утрата присущих объекту качеств есть, практически, превращение объекта в другой объект, и, следовательно, в таком скачке мы имеем дело с “единством (тождеством) бытия и не бытия” [1, т. 26, с. 256].

Так мы снова пришли к тому, что важнейшие характеристики изменения свойств объектов оказываются проявлением диалектического закона взаимодействия категорий качества и количества. При этом адаптация механизмов такого взаимодействие на основе уточнения того, какие именно граничные свойства влияют на качественные, позволяет нам не просто констатировать, что непрерывное изменение одного из параметров внешних условии может привести к качественному скачку и проявлении свойств объекта, т. е. что одной из необходимых характеристик объекта является его мера. Рассмотрев процесс адаптации, мы имеем возможность сказать, что наличие четко очерченной меры, наличие ярко проявляющихся качественных скачков в свойствах объекта присуще объекту тем в большей степени, чем более длительной и тонкой была его адаптация к определенному функциональному узлу в надобъекте при заданных условиях, определяющих. в частности, и границы устойчивого функцнонирования. Иными словами, лишь оптимально адаптированные, т. е. лишь совершенные объекты имеют четко выраженную и не случайную меру, лишь они ярко демонстрируют проявление диалектического закона перехода количества в качество.

Именно такие объекты, объекты, имеющие ярко выраженную меру, оптимально адаптированные, совершенные, мы и будем называть системами.

А так как четкость границ меры зависит от степени адаптированности объекта, от степени близости результатов адаптации к оптимуму, к совершенству объекта, то мы имеем право рассматривать любой объект как систему, если оговорена степень его системности. Эту степень системности можно измерять не только глубиной адаптации, но и “местом” на шкале с градациями от нуля до единицы, где величина, близкая к единице, приписывается оптимально адаптированной, совершенной системе при наложенных определенных ограничениях на условия функционирования, на резерв материала и на время адаптации. Но поскольку не может быть адаптации безграничной глубины, то не может быть и абсолютной системности.

Что же касается нижнего предела системности, то “нуля системности”, абсолютной бессистемности, в реальности также быть не может, поскольку если нечто существует, то оно имеет интервал меры, хотя бы очень размытый и в узком диапазоне внешних условий, и только что-либо не существующее и неспособное к существованию может рассматриваться как чистая бессистемность, абсолютный хаос.

Этот вывод находится в полном согласии с материалистической диалектикой. “Все налично сущее имеет некоторую меру”,—утверждает Гегель [43, т. 1, с. 425], и эта мера, в отличие от условной меры, выбранной как “общее не в себе, а только по соглашению” [43, т. 1, с. 426], является “естественным масштабом” вещи, одним из параметров граничных свойств, заданных, как и любое другое граничное свойство, качественной определенностью вещи, ее качественным тождеством самой себе.

Понимаемая таким образом мера мера и системность как показатель четкости границы меры явно перекликается с понятием сущности объекта. Однако и этот вывод не противоречит основным положениям диалектики. Гегель пишет по этому поводу: “в мере уже .заключена идея сущности, а именно быть тождественным с самим собой в непосредственной своей определенности” [43, т. 1, с. 421].

Ясно также, что сущность и мера—категории хотя и взанмообусловленные, но не тождественные. Их различие мы сможем сформулировать в наших системных терминах после того, как уточним некоторые соотношения между понятиями материала. субстанции и системы.

Рассматривая теперь объекты и их взаимосвязи в тех случаях, когда важен учет факта их адаптированности т. е. учет той или иной степени их системности, мы имеем право называть объекты одних ярусов системами, объекты других ярусов, более высоких, подсистемами, объекты более глубоких ярусов—элементами и компонентами систем. Следовательно, все прочие, рассмотренные ранее, характеристики объектов пригодны и для описания особенностей анализируемых систем.

Система как диалектически рассматриваемый объект. Поскольку при диалектическом понимании системы как адаптированного, "сдавшего", приобретшего свою меру объекта ничто реальное не может быть и абсолютно системным и абсолютно бессистемным, то все объекты внешнего мира--это и самостоятельные системы, и резерв материала, т. е. исходные объекты, из которых может формироваться субстанция других систем. Следовательно, всякий резерв материала представлен объектами, которые в определенной степени являются системами со своими мерами, пределами устойчивости, достаточно четко сложившимися граничными и качественными свойствами. Но отсюда и вытекает известная неизбежность наличия у любого объекта “имманентных” (“в себе и для себя” существующих в его изолированном состоянии) валентных характеристик как преимущественных предрасположенностей к вступлению в определенные виды связей “вне себя и для других” при тех или иных внешних и окрестностных условиях. Иными словами, наличие определенных свойств у объектов должно расцениваться как следствие их предшествующей адаптации, как следствие того или иного уровня их системности и как условие тенденции, интенции к восстановлению тех видов связей с другими объектами, которые определялись областью требуемых функциональных состояний данного объекта, когда он формировался как система в функциональном узле некоторой надсистемы, т. е. когда протекало его становление как системы, как целого с присущими ему свойствами.

Замечательно и то, что к изложенному представлению о сотношении между материалом, его свойствами и структурой целого пришли в настоящее время специалисты, занимающиеся изучением самых сложных систем—биологических. Так, академик В. Л. Энгельгардт заявляет, что “у тех частей, из которые должно образоваться целое, имеется налицо определенная сумма свойств, обеспечивающих возможность возникновения связей” [195, с. 9]. Далее В. Л. Энгельгардт залает вопрос: “А каковы последствия образования связей, объединяющих множество в единство?”. И отвечает: “Эти следствия затрагивают как часть, так и целое, ибо образование новых связей влечет за собой определенные изменения свойств” [195, с.9]

Иллюстрируются эти теоретические положения новейшими экспериментальными данными из области молекулярной биологии. Например, недавно показано, что если разложить такой биологический целостный объект, как фермент на составляющие его компоненты, то в соответствующих условиях “разрозненные части, принадлежащие даже к разным классам химических веществ, самопроизвольно. . . снова соберутся в строжайше соблюдаемую исходную структуру” [195, с. 12].

Нетрудно убедиться, что в предлагаемом толковании понятия системы, безусловно центрального для любой концепции системного подхода, мы имеем дело не с отменой каких-либо положений или категорий материалистической диалектики и даже не с простым пополнением числа ее категорий, а лишь с подчеркиванием того факта, что любой объект, любое явление, если к нему подойти диалектически, позволит обнаружить в нем много таких сторон, которые остаются в тени, если изучать его, не опираясь на учет законов диалектики.

Естественно, что в ряде практических задач, особенно узко утилитарных, учет диалектической природы объекта на каждом шаге решения необязателен и даже нежелателен (точно так же, как в практических измерениях далеко не всегда целесообразно добиваться предельной точности). Поэтому и представляется необходимым ввести термин “система” не просто как стилистический синоним терминов “объект” пли “явление”, а для подчеркивания того, что в рамках решаемой задачи этот объект или явление должен рассматриваться и рассматривается с учетом законов диалектики, что он—не просто готовое целое как результат неизвестных нам и не интересующих нас предшествующих процессов становления [44, т. 4, с. 2].

Такое определение системы полностью соответствует формуле Гегеля: “...не результат есть действительное целое. а результат вместе со своим становлением ...” [44. т. 4, с. 2]. В то же время этот результат вместе со своим становлением оказывается в наших представлениях необходимой предпосылкой новых становлений и, следовательно, превращается в источник своего внутреннего развития. Этот вывод также не противоречит положениям диалектического материализма, развивающего ту линию в философии, которая, как говорит Ф. Энгельс, “начиная от Спинозы н кончая великими французскими материалистами, настойчиво пыталась объяснить мир из него самого..."[т. 20. с. 350]. В определении свойств систем как причин наличия интенции и условий возникновения связей между объектами можно видеть конкретизацию идеи о самодвижении материи, если рассматривать все реально существующее как резерв материала для поддержания существования и для обеспечения условий возникновения новых объектов и явлений, для чего необходимо, по главам В. И. Ленина, "самопроизвольное (самостоятельное), спонтаненное, внутренне-необходимое движение " [2, т. 29, с. 126].

Однако самодвижение как активное начало, эта “субъективность” природы не абсолютизируется при определении системы, ибо оно оказывается следствием предшествующего "пассивного", подчиненного, адаптированного, "объективного" состояния. Однако эта пассивность, проявляющаяся на фазе процесса согласования функции объекта с его свойствами, также не главенствует над активностью, ибо согласование не могло бы протекать, если бы материал формирующейся системы не обладал активностью, предрасположенностью к вступлению не в какие угодно, а наиболее благоприятные для функции целого связи. А это есть не что иное, как "признание (открытие) противоречивых, взаимоисключающих, противоположных тенденций" [2, т. 29, с. 317] в самом процессе самодвижения.

Важно также еще раз подчеркнуть, что система в предлагаемом понимании — это прежде всего телесный объект, и поэтому вытекающие из определений системы, субстанции и материала представления о внешней действительности вполне созвучны с высказыванием Ф. Энгельса: "вся доступная нам природа образует некую систему, некую совокупную связь тел, причем мы понимаем здесь под словом тело все материальные реальности, начиная от звезды и кончая атомом и даже частицей эфира, поскольку признается реальность последнего" [1, т. 20, с. 392].

Иначе, система - это прежде всего то, что Л. Фейербах называл "действительная, телесная материя, т. е. материя органической химии, физиологии и анатомии [179, т. 1, c.539]. Как мы видели, к телесности у нас сводится и понятие связи и даже свойства, не говоря уже о схеме взаимодействия между системами и элементами систем. А вопрос о том, могут ли быть сведены к телесным образованиям и их взаимодействиям такие объекты и явления, которые называют идеальными, нам предстоит еще рассмотреть достаточно детально.

1.4. Сущность системы, основание ее возникновения и детерминанта

Основание, сущность, существенные и сущностные свойства системы. Адаптация есть процесс, и, как всякий процесс, она требует определенных условий своего протекания.

Прежде всего для адаптации необходимо, чтобы было то, к чему адаптироваться, т. е. должно существовать вакантное место в надсистеме, представляющее собой, в конечном счете, заданные надсистемой окрестностные условия для формирующейся системы. Именно из этих окрестностных условий вытекает, какой должна быть область требуемых функциональных состояний системы, имеющей право быть включенной в надсистему как один из ее элементов, как компонент субстанции надсистемы.

Но после того, как определено, что "требуется", необходимо соотнести требования с тем, как можно их удовлетворить, каковы условия реализации требуемой системы. Эти условия определяются, во-первых, как мы уже видели, наличным резервом материала. Во-вторых, надсистема, и, следовательно, система всегда находятся в конкретных внешних условиях, имеющих границы своего изменения и определяющих, какими должны быть границы устойчивого функционирования формирующейся системы, какой должна быть ее мера. Эти внешние условия мы назвали ранее условиями функционирования.

Следовательно, область требуемых функциональных состояний должна быть реализуемой с учетом таких условий, как резерв материала и условия функционирования, и пока в процессе адаптации новая система не вошла в границы требуемых функциональных состояний, т. е. пока не приобрела требуемых функциональных свойств, в ней должны протекать перестройки и подстройки.

Но чтобы в процессе адаптации системы запрос на ее функциональные свойства, материализованный как вакантные окрестностные условия, сам оставался в достаточной степени неизменным, нужно, чтобы неполнота адаптированности системы не стала причиной изменения режима функционирования надсистемы.

Следовательно, надсистема должна нуждаться в адаптированной системе, но быть способной в течение времени адаптации системы оставаться достаточно устойчивой и функционировать в над-подсистеме, чтобы не только существовать, но и поддерживать стабильным функциональный запрос в соответствующем узле сети связей своих частей. Это, по-видимому, возможно, если, несмотря на появление вакансии, в которой начинает адаптироваться новая система, надсистема. еще не выходит за границы своей меры, еще остается самою собою, например, за счет мобилизации временных резервов на период адаптации системы. Следовательно, только глубоко адаптированная, имеющая четкие границы меры надсистема способна в своем вакантном узле адаптировать новую систему с определенными функциональными свойствами в установленных границах меры.

По-видимому, наличие вакантного узла в глубоко адаптированной надсистеме, продолжающей функционировать и в то время, пока в этом узле, как в заданных окрестностных условиях, формируется новая система с требуемой областью функциональных состояний, должно быть соотнесено с диалектическим понятием наличия основания для появления новой системы. Таким образом, наличие основания и наличие условий (как резерва материала и заданности условий функционирования) представляют собой перечень факторов, приводящих к началу возникновения и становления системы. Но чем определяется закрепление результатов становления, фиксация функциональных свойств формирующейся системы?

Поскольку система с четкими границами меры не должна иметь, с точки зрения области требуемых функциональных состояний, избыточных свойств, но представляет требуемые свойства в заданных окрестностных условиях, то кроме функциональных свойств, характеризующих прежде всего те потоки, на основе которых осуществляются важные для надсистемы взаимодействия адаптируемой системы с окрестностными системами, в этой системе, как уже не раз отмечалось, должны быть свойства, не являющиеся непосредственно функциональными, но имеющие прямое отношение к функциональным; эти свойства должны служить средством внутреннего поддержания, стабилизации функциональных свойств, пока внешние условия не выходят за границы меры. Эти внутренние поддерживающие свойства (или свойства, поддерживающие эти поддерживающие свойства) могут опираться, в нашем понимании, на закрепление внутренних потоков, а также условий для этих потоков как обуславливающих, в свою очередь, наличие функциональных потоков, задаваемых основанием. В телесном представлении это должны быть каналы для протекания поддерживающих и функциональных потоков, стоки и истоки субстанции потоков, источники, резервуары и преобразователи этой субстанции.

В той мере, в какой формируются все эти закрепленные внутренние условия для внутренних и внешних потоков, система закрепляет свои функциональные свойства, так что даже будучи исключенной из функционального узла, еще долго может оставаться способной снова включиться в соответствующие связи. Она имеет специфический и достаточно ярко выраженный спектр интенций, сохраняет свою индивидуальность как следствие адаптированности к определенным окрестностным условиям и в определенных условиях функционирования.

Но это значит, что степень адаптированности, степень системности и степень устойчивости оказываются характеристиками одного порядка. А так как устойчивость достигается благодаря наличию .замкнутых потоков, поддерживающих способность включаться в проточные функциональные потоки и тем самым обеспечивать замкнутость поддерживающих потоков надсистемы, то степень системности; одновременно является и показателем степени целостности объекта.

Но поскольку замкнутые поддерживающие потоки связи содействуют в процессе адаптации формированию каналов, источников, резервуаров и преобразователей субстанции как функциональных потоков, так н потоков, их поддерживающих, то по мере адаптации эти каналы, резервуары и т. д. все больше превращаются из следствия функциональных запросов, из реакции на наличие заданного основания во внутреннюю причину наличия у системы ее качественных и граничных свойств, и вся эта совокупность складывающихся внутренних причин свойств системы должна, по-видимому, расцениваться как конкретизация диалектической категории сущности [192].

Если сущность— телесный источник свойств объекта, проявляющих себя через телесные же взаимодействия, то любые из этих проявлений, возникают ли они регулярно или спорадически, прямым или многократно опосредствованным следствием данной сущности, нужно, по-видимому, определить как явление данной сущности, ибо “явление есть проявление сущности” [1, т. 29, с. 154].

В такой трактовке те из явлений данной сущности, ради наличия или для поддержания наличия которых и формировалась данная сущность в процессе адаптации системы, следует определить как существенные свойства. Так, очевидно, что функциональные свойства попадут в число существенных. Но если необходимо выявить сущность системы, то желательно делать это по максимуму ее внешних проявлений, следовательно, в расчет должны браться не только существенные, но и любые другие свойства системы в их явлениях.

Когда же есть возможность проникнуть непосредственно внутрь адаптированной системы, изучить телесную основу ее существенных свойств, т. е. рассмотреть компоненты сущности как телесные единицы соответствующих ярусов объекта, то свойства этих единиц лучше называть не существенными, а сущностными.

Например, хромосомный аппарат относится к сущности живой клетки, способность клетки к ассимиляции, диссимиляции и размножению — к числу ее существенных свойств, но изучение самих компонентов хромосом, их химического состава и физических характеристик - это уже выявление сущностных свойств клетки. Естественно, что прямое изучение сущности через выявление сущностных свойств—ситуация далеко не типичная. хотя и “желанная” для исследователей. Но конструктор и создатель может воплотить систему в материальную cyбстанцию только после того, как через сущностные свойства техчически реализует сущность системы. Следует также заметить, что степень, сформированности сущности является еще одним показателем системности объекта, его целостности, его устойчивости в границах меры, а также четкости границ меры.

И, наконец, ясно, что, не упуская из виду динамичность сущности, возможность прослеживания ее становления, мы, тем не менее, на каждой конкретной фазе развития системы говорим о сущности как о “стороне” системы и даже лишь как о “моменте” этой “стороны”, тогда как основание на всех моментах становления сущности может быть неизменным.

Необходимость и случайность во взаимодействии систем. Чем глубже уровень адаптации объекта, т. е. чем ближе объект к оптимальной адаптированностн, к совершенному состоянию при данном основании, тем в большей степени он является системой, тем полнее сформирована его сущность, чем определеннее спектр его свойств, область его возможных состояний, его специализация, его интенция, его “привязанности” и “антипатии” к другим объектам.

А это значит, что четко ограничена область меры такого объекта, велика предрасположенность, неизбежность его вступления в одни связи и гарантия невступления в другие в каждом конкретном сочетании внешних и окрестных условий. И если эти условия заданы и поддерживаются именно такими, а не иными, то можно говорить о наличии необходимости возникновения соответствующих связей объекта, проявления соответствующих свойств или наступления неизбежных событий. А для достаточно надежного поддержания условий нужно, чтобы все соучастники взаимодействия, задающие эти условия, также представляли собой компоненты глубоко адаптированной системы, свойства которых согласованы со структурой этих взаимодействий.

Таким образом, диалектическая категория необходимости оказывается связанной с узловым понятием системного подхода—с системой. Необходимость представляет собой такую характеристику взаимодействия систем, которая пропорциональна прежде всего степени системности наименее совершенной из взаимодействующих систем (в том числе и среды как системы).

С другой стороны, так как по нашему определению степень системности не может быть предельной равной единице из-за того, что адаптация объекта не может быть бесконечно глубокой, а условия, в которых находится система, также не бывают абсолютно стабильными, иначе понадобилась бы бесконечная их адаптация ввысь, то, кроме необходимости, всегда существует и случайность, т. е. такие типы взаимодействий и такие процессы, которые, казалось бы, не вытекают из предрасположенностей объектов к взаимодействиям, определяемым сущностью объектов, противоречат их сущности.

Следовательно, и категория случайности связана с понятием системы она также характеризует взаимодействие системы и может быть оценена как величина, пропорциональная в первую очередь степени “недосистемности” (т. е. степени отличия от совершенного состояния) наименее адаптированной из взаимодействующих систем (включая и среду), т. е. снова наименее совершенной из систем.

Противоречие и основание как условие его разрешения. Появление оснований как необходимая предпосылка для начала процесса формирования системы со свойствами, соответствующими требуемой функции этой системы в данном вакантном узле, т. е. в данных окрестностных условиях надсистемы, не обязательно должно быть следствием того, что из надсистемы почему-либо оказалась изъятой система, ранее находившаяся в данном вакантном узле. Соответственно и наоборот: исчезновение, исключение какой-либо системы не обязательно приводит к возникновению вакансии.

Чтобы эти утверждения были убедительными, обратим внимание на следующие обстоятельства.

Если надсистема имеет высокий уровень системности и функционирует в над-надсистеме в соответствующем функциональном узле, то внешние и внутренние потоки надсистемы согласованы, и в этом смысле между ними нет противоречия. Важно, что противоречие у нас не формально, а онтологично, телесно, как и сущность. Сущность надсистемы служит внутренней причиной как раз тех ее свойств, которые согласованы с основанием, образуют область требуемых функциональных состояний, задают границы меры, обеспечивают наличие поддерживающих потоков.

Но ничто не остается абсолютно неизменным. В частности, со стороны над-надсистемы может измениться запрос на границы области требуемых функциональных состояний надсистемы, причем таким образом, что для исполнения новой функции понадобится упростить сеть обменных потоков в надсистеме, т. е. структуру взаимодействий составляющих ее систем. Следовательно, между наличными и требуемыми потоками возникнет противоречие. Одним из естественных вариантов упрощения структуры является уменьшение числа узлов пересечений потоков взаимодействия. Следовательно, может просто отпасть потребность в системе как специальном элементе, находившемся в соответвующем узле структуры надсистемы, т. е. область требуемых функциональных состояний этой системы может “сжаться” до нуля, и для функционирования надсистемы потребуется избавиться от системы, выполнявшей эту исчезнувшую функцию. Система не имея основания в данной надсистеме, лишается функции и исключается из надсистемы. Ясно, что в этом случае исключение системы из надсистемы не приводит к образованию вакансии. как раз наоборот, наличие системы, утратившей функцию из-за исчезновения основания, есть противоречие, а исключение такой системы из надсистемы— его разрешение.

Но тогда очевидно и обратное: если функциональный запрос к над-надсиетеме изменился таким образом. что для наличия свойств, отвечающих новой области требуемых функциональных состояний необходимо усложнить взаимодействия между компонентами надсистемы, то увеличение густоты сети обменных потоков делает необходимым ее разрежение за счет появления новых узлов и, следовательно, элементов, выполняющих роль “перераспределителей”, “коммутаторов” и “диспетчеров” потоков обменных элементов для “снятия” противоречий между ними. Следовательно, в том участке надсистемы, где произошло наиболее сильное усложнение структуры, возникает основание, запрос на новую систему, способную своим наличием снять это противоречие, представляющее собой структурное переусложнение надсистемы. Оно остается не снятым, пока возникшей потребной функции еще не соответствует система со свойствами, делающими ее способной выполнять именно эту функцию.

По-видимому, здесь мы встречаемся еще с одной формой взаимодействия количественных и качественных характеристик развивающихся и функционирующих объектов, еще с одной разновидностью оптимизации качественных и граничных свойств системы. Усложнение структуры в нашем определении соотносимо с количественным ростом, ибо отражает рост роли внутренних граничных свойств объекта. Увеличение числа элементов объекта соответствует росту удельного веса внутреннего качественного начала, ибо состав элементов как основы субстанции целого характеризуется, прежде всего, качественными свойствами элементов. Тогда возникновение в надсистеме основания как потребности в новом элементе в связи с изменением запроса на ее функциональные свойства есть проявление внутреннего качественного скачка вследствие роста главного внутреннего количественного параметра — структуры надсистемы.

Но этот скачок имеет одно замечательное свойство. Вначале он представлен только фактом противоречия, выраженного телесно как усложнение сети потоков, как переусложненность схемы пересечений потоков, причем не как освобождение, а как рождение вакансий для нового элемента, который должен ликвидировать эту переусложненность, когда он сформируется.

Такое понимание отношения между основанием и противоречием не может считаться недиалектическим. Как пишет М. Розенталь в предисловии к “Науке логики- Гегеля [43, т. 2, с. 35]. “противоречие, по Гегелю, разрешается в основании”. Очевидно и то, что, разрешив возникшее противоречие, основание “является,.. как новое противоречие-[43, т. 1, с. 208]. Действительно, с момента появления основания оказываются заданными запросы на функциональные свойства новой системы с ее сущностью, но тем острее чувствуется отсутствие такой системы как новое противоречие в надсистеме. К тому моменту, когда уже возникло основание, новая система предопределена, “она есть раньше, чем она существует” [43, т. 2, с. 108], и в этом смысле она уже есть; но она еще не начала появляться, складываться, и в этом смысле, ее еще нет.

Аналогичное противоречие, но с “обратным знаком”, имеем мы и тогда, когда противоречие в надсистеме привело к исчезновению вакантного узла. В этом случае система со вполне сложившейся сущностью еще есть в рассматриваемых окрестностных условиях, но ее уже нет, потому что свойства системы по отношению к этим условиям больше не функциональны, связи с окрестностными системами стали невозможными, и поэтому система— не элемент данной надсистемы. “Нулевое основание” привело к “запросу” на “нулевую сущность”. Системы “нет раньше, чем она перестала существовать”.

Таким образом, основание, разрешая противоречие, противоречиво в самом себе, что и служит движущей силой для разрешения нового противоречия.

Категория условия и система как суть дела. Основание как нечто внешнее по отношению к требуемой системе определяет ее функциональные свойства. Но для закрепления функциональных свойств основание, как мы уже видели, должно привести к возникновению "внутреннего основания" этой системы, к возникновению ее телесной сущности. а для этого, как уже рассматривалось при введении понятия адаптации, нужны условия, сводящиеся к наличию резерва материала и заданности условии функционирования.

Следовательно, сущность формирующейся системы получает окончательные свои определения лишь тогда, когда после возникновения основания конкретизируются условия создания и функционирования системы. Ясно. что наличие н отсутствие условий само по себе не зависит от наличия или отсутствия основания, хотя приемлемость или неприемлемость условий задается основанием, а приемлемость основания — условиями. Гегель следующим образом характеризует отношения между этими двумя “началами” всякой вещи, всякого целого.

“Нечто есть—не через свое условие; его условие - это не его основание... Кроме своего условия, нечто имеет также и основание” [43, т. 2, с. 101].

Эти “обе стороны целого, условие и основание, .. безразличны друг к другу, не обусловлены друг другом...” [43, т. 2, с. 102].

По мере того, как в вакантном узле надсистемы складывается система с потребными функциональными свойствами из наличного материала в конкретных условиях функционирования, исчезает и несогласованность между структурой и субстанцией надсистемы исчезает телесное противоречие, возникшее после возникновения основания; вакансия превращается в узел согласованности, и тем самым снимается функциональный "запрос" на систему с телесной, материализованной сущностью.

Но этот запрос снимается не потому, что в системе больше нет потребности, а потому, что по мере адаптации системы потребность получает все более полное непрерывное удовлетворение.

Так, после уточнения онтологической природы понятия основания и условия мы можем видеть, что наше определение понятия системы не есть аналог понятия вещи, факта, события или объекта как непосредственной данности, наблюдаемой только через те свойства, которые лежат на поверхности, т. е. которые представляют лишь явления некоторой скрытой для нас сущности. Для нас система—это и условие, и основание объекта или события, и процесс становления его сущности, и его “выхождение” в телесное воплощение, и тенденции его дальнейших изменений.

Следовательно, система, в нашем понимании - это внешний, материальный, телесный "оригинал" того, чему в диалектике соответствует понятие "суть дела".

Важность этого понятия, которому соответствует гегелевский термин Sache, подчеркивал В. И. Ленин: “с этим введением становится не Dinge, a die Sachе, der Begriff der Dinge (—вещи, а суть, понятия вещей.—Ред.), не вещи, а законы их движения, материалистически” [2, т. 29, с. 86].

Таким образом, система, в излагаемой концепции системного подхода--это онтологический. телесный аналог не Dinge, a Sache, во всей полноте его противоречивых сторон как основы развития. И наоборот, “суть дела” как категория диалектики—это понятие не о вещи, а о системе.

Но если система, в рассматриваемой системологической концепции,—это не абстрактное понятие и даже не просто телесная вещь, а именно “суть дела”, то очевидно, что изучение свойств систем, различение и отождествление систем не может опираться только на те приемы, которые разработаны для сравнения и отождествления вещей как наличных явлений в определенной синхронической плоскости. Нужны дополнительные специфические приемы работы с объектами как системами, т. е. как с сутью дела. Важнейшим из таких приемов является сравнение систем на основе сравнения их детерминант.

Принципы сравнения и детерминанты систем. Для установления принципов сравнения систем между собой необходимо ввести ряд новых, хотя и достаточно очевидных (и свете изложенного ранее) понятий.

Начнем с понятия траектории развития системы, в которое связывается воедино непрерывная последовательность всех ступеней всех "моментов", всех фаз развития, всех этапов адаптации системы, от момента появления основания до времени, когда система станет практически совершенной (т. е. достигнет заданного порога оптимальной адаптированности). Тогда две системы с одинаковыми основаниями н условиями можно сравнивать по их фазе на траектории развития, определяя, какая из двух систем ближе к совершенному состоянию, глубже адаптирована, имеет более четкие границы меры, более ярко проявляющуюся сущность, чем другая. Если измерять эту фазу в доле траектории развития, то степень системности двух систем можно сопоставлять даже тогда, когда у них — различные основания, например, когда они адаптируются в разных функциональных узлах надсистемы.

Нo две системы могут отличаться друг от друга и тогда, когда у них тождественны и основания, н фазы развития, но не совпадают условия.

В этих случаях у систем могут быть различными предельные, совершенные состояния и, следовательно, свойства и особенности сущности на всей траектории развития. Это фактически означает, что различными будут траектории развития в пространстве свойств адаптирующихся систем и, естественно, конечные точки этих траекторий. Общей окажется только исходная точка этих траекторий, ибо она задается тождественным основанием.

Нетрудно установить и причины этих различий: сущности формирующихся систем при тождестве основания не могут быть тождественными тогда, когда различаются либо резервы материала, либо условия функционирования этих систем. При этом функциональные свойства таких систем должны совпадать, следовательно, различие сущностей проявится только в несовпадении тех конкретных способов, с помощью которых внутренние свойства систем поддерживают функциональные свойства.

Своеобразие условий, в которых складывается индивидуальность двух систем с одинаковыми основаниями, становится определяющим параметром для сравнения этих систем. Поэтому такое своеобразие условий было названо детерминантой (определяющей характеристикой) системы.

А так как условия конкретно зависят либо от особенностей резерва материала (“материальные условия”), либо от особенностей условия функционирования (“кондициальные условия”), то и детерминанта системы может быть либо материальной, либо кондициальной.

При сравнении реальных систем между собой наиболее типична ситуация, когда тождественны и основания, и резервы материала этих систем. Следовательно, отличие между ними заключается, как правило, в несовпадении фаз адаптации (степени совершенства при заданном основании) и условий функционирования. Поэтому, если нет особой оговорки, то под различием детерминант будет подразумеваться различие кондициальных детерминант, т. е. своеобразие условий функционирования. Системы, у которых совпадают основания и условия (и, следовательно, материальные и кондициальные детерминанты), имеют совпадающие полные траектории развития. Следовательно, отличие их может заключаться только в несовпадении фаз развития. Если же у таких систем совпадают и фазы, то мы вправе рассматривать их как экземпляры одной и той же системы.

Различие детерминант как условий приводит к различию сущностей и, следовательно, к различию существенных свойств, вытекающих из этих сущностей, в той мере, в какой сущность зависит не только от основания. А так как в системе с глубокой степенью адаптации и, следовательно, с четкими границами меры, все нефункциональные свойства подчинены поддержанию функциональных, то значение основания и существенного свойства, вытекающего из детерминанты, позволяет понять внутреннюю логику и состояния и развития системы даже в тех случаях, когда еще не найдена формулировка детерминанты. Таким образом, специфическое существенное свойство, являющееся прямым следствием детерминанты, также может быть характеристикой специфики системы и в этом смысле — тоже детерминантом, но внутренней.

В ходе развития излагаемой концепции системного подхода термин “детерминанта” был найден не сразу. Сначала речь шла об “определяющем параметре” системы, о “ведущей тенденции”, о “доминанте” системы. Кроме того, не сразу было проведено различие между детерминантой как условием и детерминантой как специфическим существенным признаком, вытекающим из этого условия. И, наконец, необходимо отметить, что системы сопоставлялись почти исключительно на основе выявления кондициальных детерминант. Однако все перечисленные ограничения не препятствовали выработке основных принципов излагаемой концепции системного подхода как прикладной диалектики [87—97].

1.5. Сопоставимость, функциональность, существенность и утилитарность систем

Функциональность, существенность и утилитарность. Так как сущность системы, в нашем понимании, формируется для удовлетворения функциональных вопросов надсистемы в ее определенном вакантном узле, то наиболее полно сущность выявляется через те существенные свойства системы, которые функциональны.

Прочие существенные свойства системы, как отмечалось, складываются в ней в процессе ее адаптации лишь для поддержания функциональных свойств при данном резерве материала и данных условиях функционирования.

Поскольку абсолютной системности объект никогда не достигнет, то, кроме существенных свойств, он может проявлять и несущественные. Но они уже не являются функциональными. Следовательно, пока объект функционирует в том вакантном узле, в соответствии с запросами которого формировалась сущность объекта, мы можем говорить, что практически из функциональности вытекает и существенность.

Однако, если подходить шире, то нельзя отождествлять эти характеристики системы. Так, если объект по каким-либо причинам изъят из функционального узла, то набор его свойств, набор его валентностей продолжает определяться прежде всего сущностью объекта, его опытом, но поскольку объект не функционирует, то функциональных свойств у него просто в это время нет, а существенные остались.

Если же этот объект, как материал втягивается в функциональный узел какой-либо новой подсистемы потому, что некоторые из его свойств соответствуют запросу образовавшейся вакансии то функциональными могут оказаться не обязательно те свойства, которые были функциональными, когда формировалась сущность этого объекта в предшествующей надсистеме. В новой надсистеме важными могут быть и те свойства, которые сохранились в нем вопреки сформировавшейся сущности. Следовательно, функциональными бывают и несущественные свойства систем в надсистемах.

Условимся называть свойства системы, рассматриваемой лишь в аспекте ее пригодности занять определенный вакантный функциональный узел в надсистеме, утилитарными (для надсистемы). Тогда можно говорить, что пока система адаптируется в надсистеме и пока протекает процесс формирования сущности системы и приближения ее к совершенному состоянию, существенные свойства, будучи функциональными, все меньше отличаются от утилитарных.

Но если эта система попадает в другой функциональный узел, то даже если ее свойства позволяют ей функционировать в этом узле, функциональные свойства, будучи утилитарными, могут значительно отличаться от существенных. И только если начнется процесс адаптации системы к новому вакантному узлу, то сущность объекта будет перестраиваться таким образом, чтобы снова существенные свойства стали и функциональными, и утилитарными.

Поэтому и сам процесс адаптации объекта к некоторому функциональному узлу надсистемы, процесс утраты этим объектом его исходной сущности и приобретения новой сущности, переводящей адаптируемый объект из разряда материала в разряд компонента субстанции адаптирующей надсистемы, можно теперь охарактеризовать с новой стороны: как процесс снятия противоречий между утилитарностью и существенностью функциональных свойств объекта и выработки новых существенных свойств, являющихся функциональными и утилитарными.

Такое, разграничение функциональности, утилитарности и существенности и уточнение механизмов их взаимоперехода в процессе адаптирования системы к надсистеме позволяет нам избежать весьма распространенного, но двусмысленного употребления термина “существенное свойство”.

Пока надсистема имеет свою сущность и хорошо адаптирована к над-надсистеме, ее функциональные свойства и существенны и утилитарны по отношению к над-надсистеме.

Если же по какой-либо причине в надсистеме образовался вакантный узел, то для сохранения всех существенных ее свойств и, следовательно, для сохранения ее функциональных свойств, в над-системе возникшую вакансию должна занять новая система, способная выполнять требуемую функцию, т. е. имеющая в составе, своих свойств такие, которые необходимы для вакантного функционального узла.

Без наличия этих свойств в системе надсистема может потерять свои существенные свойства, ибо нарушение режима обменных потоков связи в вакантном узле может неблагоприятно сказаться на сохранении сущности подсистемы. Следовательно, требуемые свойства системы имеют отношение к сущности надсистемы, но их нельзя назвать существенными, ибо они — не следствие наличной сущности, а лишь требуемые условия ее сохранения. Что же касается самого носителя этих свойств, т. е. самой системы, включаемой в вакантный узел, то по отношению к ней, как мы уже видели, функциональные для этого узла свойства тоже могут оказаться несущественными для системы. Поэтому они и названы утилитарными, “потребительными”, не обязательно существенными для системы и наверняка несущественными для надсистемы.

Лишь в процессе адаптации, будучи функциональными, утилитарными для надсистемы, эти свойства должны стать существенными и для адаптируемой системы.

Можно также сказать, что основание как запрос на определенную область функциональных состояний в вакантном узле подсистемы есть обратная сторона утилитарных свойств системы, адаптируемой в этом узле, а когда основание перестает быть “чем-то отличным от основанного”, т. е. от сформировавшейся системы, то это как раз и означает, что функциональные свойства системы одновременно и утилитарны, и существенны.

Заметим в заключение, что понятие адаптации, в соответствии с наметившейся за последние годы тенденцией, выводится в рассматриваемой концепции на уровень так называемых “общенаучных понятий” [47, с. 81; 49; 81; 123]. Более того, адаптация трактуется в данном случае не только в аспекте “приспособления живых существ к условиям окружающей среды” и поэтому представляется не только как "одна из кардинальных проблем биологии" [180, с. 3; 9]. Адаптация оказывается „относимой с философской категорией развития в живой, неживой природе как конкретизация этого понятия, как попытка дополнительного обоснования ленинского тезиса, что "в основании всего сущего лежит вещество, материя, которая находится в процессе непрерывного развития” [180, с. 530] частным случаем, вытекающим из глубинных свойств самодвижущейся материи, является адаптация в узко биологическом смысле.

Если такое толкование и уточнение понятия адаптации со временем будет подтверждаться то это увеличит вероятность того, что продуктивным окажутся и семиотические, и языковые понятия, которые изложены в последующих главах.

| содержание | | главная страница | | далее |