Пикассо, рассказывая о своих первых выставках, говорил, что было на них всё, – но нас, – добавлял он, – всё-таки не убивали.
Нас тоже не убивали. Но я помню тот страшный рёв, те крики, ругательства, которыми встречали нас. Они сливались в один слитный гул, слова коверкались, переворачивались. Отчасти это напоминало заумь.
Но заумный язык – это умный язык.
Ругательствами и криками встречало своё будущее прошлое. Мы никогда не знаем, в какой одежде оно придёт.
И только спокойный, выдержанный академик Бодуэн де Куртенэ, пришедший на наш диспут о заумном слове, сказал мне, когда мы остались наедине: «Что касается вас, то я могу сказать только одно, – у вас есть окна, ведущие к истине».
И вот я обращаюсь к вам через это окно.
Что я думаю сейчас, 70 лет спустя, о заумном языке?
Я думаю, что мы так до конца его и не смогли разгадать. Выучить его трудно. Но понять надо. Прежде всего – это не язык бессмысленный. Даже когда он намеренно лишался смысла, он был своеобразной формой отрицания мира. В этом он чем-то был близок «театру абсурда»*.
Трудно говорить о заумном языке вообще. Были разные поэты, и у каждого был свой ум и своя заумь. Был Хлебников, и Каменский, и Крученых. И у каждого был свой заумный язык.
Что мне сейчас кажется особенно интересным в зауми? Это то, что поэты-футуристы пытались выразить своё ощущение мира как бы минуя сложившиеся языковые системы. Ощущение мира – не языковое. Заумный язык – это язык пред-вдохновения, это до-книжный, до-словный хаос. <...>
Песня рождается, когда человек открывает глаза, когда он видит мир таким, каким его никто раньше не видел. Он видит мир странным, новым. Я не боюсь, как видите, повторения и опять повторю, что искусство остраняет мир. Художник видит мир не через язык, он видит его не опутанным, как сетью, языком.
Так я вижу его из своего окна. <...>
Заумь выполнила свою роль в поэзии – де-автоматизации языка, нового его остранения, возвращения ей утраченной первобытной образности.
Звуки в стихотворении должны ощущаться почти физиологически. Мы пережёвываем слово, замедляем его. Это танец, это движение рта, щёк, языка, и даже пищевода, лёгких. Футуризм вернул языку ощущаемость. Он дал почувствовать в слове его до-словное происхождение. <...>
Заумь существовала в языке, в поэзии, в человеческой культуре всегда. В моей старой статье много подобрано примеров её из языков сектантов, из детского фольклора. Это как бы две державы, две страны в поэзии, заумная и умная поэзия, которые должны мирно сосуществовать. Поэт – путешественник, он берет и тут и там, он постоянно движется, как челнок, он прыгает на натянутом между этими странами канате. <...>
Футуристов упрекали в том, что они отказываются от содержания. Но орнамент – разве он бессодержателен? А музыка? Она кажется умонепостигаемой, чистейшей заумью. Но это иные формы, иные способы передачи информации.
Язык предсказаний часто тёмен и не понятен. Шаман, который крутится, ища вдохновения, хлысты, чувствующие его приближение, кричащие: «Накатил! Накатил!9» – они говорят на иных языках.
И я никак не могу кончить, всё кручусь, кручусь, и говорю, кажется, невнятно10 и путанно.
Заумный язык ещё надо расшифровать, как расшифровывают язык хлыстовских радений учёные-лингвисты, надо ещё разгадывать этот тёмный язык предсказаний, пророчеств.
Даром пророка обладал Хлебников. Он мог предсказать революцию. Его слово «лётчик» казалось заумным. Но лётчик Каменский поднимался в небо, Татлин строил Летатлин... Это казалось безумием. Но скорее мир вокруг был безумным. За-умь – это то, что ещё находится за пределами нашего ума, то, что мы пока понять не можем. Пока <…>
Сейчас много пишут о конце «письменной культуры», начале эры новых коммуникаций, не основанных на письменности. Я вряд ли доживу до этого времени. Я видел рождение кино, рождение телевидения. Они выросли на моих глазах. Я убеждён, что с их дальнейшим развитием культура человечества будет сильно меняться. Не знаю, умрёт ли письменность. Ведь она не убила живого слова, а только сильно его потеснила. Не надо забывать о прошлом. Наступление новой эры, мне кажется, провозгласили ещё футуристы-заумники. Они тоже искали новых способов передачи информации, – в нашем до-языковом прошлом, в создании новых языков, – или даже – в отказе от языка ( Гнедов). Но ведь и это – поиск нового языка. <...>