«Тихий Дон». Нерешенная загадка русской литературы ХХ века / Слово о Родине
Слово о Родине |
|
Из очерка
Зима. Ночь...
Побудь немного в тишине и
одиночестве, мой дорогой соотечественник и
друг, закрой глаза, вспомни недавнее
прошлое, и мысленным взором ты-увидишь:
... Холодный, белесый туман
призрачно клубится над лесами и болотами
Белоруссии, над пустыми, давно покинутыми
блиндажами, заросшими пожухлым
папоротником, над обвалившимися траншеями
и налитыми ржавой водой стрелковыми
ячейками. Тускло мерцают на дне их
позеленевшие от времени гильзы винтовочных
патронов...
Под густым северным ветром
клонят вершины и глухо шумят иссеченные
осколками сосны Смоленщины и Подмосковья.
Споро идет белый, пушистый снежок,
словно спешит прикрыть истерзанную войной,
священную для нашего народа землю в
окрестностях бессмертного города Ленина.
Солнечные тени скользят по
воскресшим полям Украины, много раз
перепаханным снарядами, все еще помнящим
громовые гулы невиданных боев.
Возле Курска и Орла, возле
Воронежа и Тулы над исконной русской землей,
три года стонавшей под тяжестью десятков
тысяч танков, стелется косая метель; падают
с деревьев последние, сожженные заморозком
листья, и всюду - в полях, на большаках и
проселках, вдоль и поперек, шаг за шагом
исхоженных терпеливыми ногами нашей лучшей
в мире пехоты, - краснеют они, как
выступающая из-под снега кровь.
В бескрайних степях под
Сталинградом, где каждый клочок земли,
словно зерном, засеян осколками некогда
смертоносного металла, где в прах и тлен
превратились отборные гитлеровские
дивизии, заволжский злой ветер гонит
перекати-поле, такое же мрачное, ржаво-бурое,
как и разбросанные всюду по степи остовы
застывших навеки немецких танков и
автомашин. А в Крыму, в голубых предгорьях
Кавказа еще плавают в прозрачном
похолодевшем воздухе ослепительно-белые
нити паутины. Погожими утренними зорями там,
где когда-то не затихали бои, окопы и
воронки, опушенные по краям лохматым
бурьяном, как серебряной сеткой, затянуты
паутиной, и каждая ниточка ее прогибается и
тихо дрожит, вся унизанная крохотными
блистающими слезинками росы...
Но от Сталинграда до Берлина и от
Кавказа до Баренцева моря, где бы, мой друг,
ни остановился твой взгляд, всюду увидишь
ты дорогие сердцу матери-родины могилы
погибших в сражениях бойцов. И в эту минуту
ты острее вспомнишь те бесчисленные жертвы,
которые принесла твоя страна в защиту
родной Советской власти, и величественным
реквиемом зазвучат в твоей памяти слова:
"Вечная слава героям, павшим в борьбе за
свободу и независимость нашей родины!"
Вспоминая прошлое, ты невольно
подумаешь, ты не сможешь не подумать и о том,
как много осиротевших людей стало на твоей
родине после войны. В эту долгую и
просторную для горестных воспоминаний
зимнюю ночь не одна вдова, потерявшая в
войне мужа, оставшись наедине с собой,
прижмет к постаревшему лицу ладони, и в
ночной темноте обожгут ей пальцы горячие и
горькие, как полынь, слезы; не одно детское
сердце, на всю жизнь раненное смертью того,
кто, верный воинскому долгу и присяге, погиб
в бою за социалистическую родину, сожмется
перед сном от случайного воспоминания с
недетской тоской. А быть может, будет и так:
в маленькой комнатке, где грустная тишина
живет уже годами, подойдет старик к своей
седой жене-подруге, без слез оплакивающей
погибших сынов, взглянет в тусклые глаза, из
которых самое горькое на свете, материнское
страдание выжало все слезы, скажет глухим,
дрогнувшим голосом: "Ну, полно, мать, не
надо... Ну, не надо же, прошу тебя! Не у нас
одних такое горе..." - и, не дождавшись
ответа, отойдет к окну, покашляет, проглотит
короткое, как всхлип, сухое старческое
рыдание и долго молча будет смотреть в
затуманенное стекло невидящими глазами...
Мой дорогой друг и соотечественник! Пусть
не стынет наша ненависть к врагу, даже
поверженному! И пусть с удесятеренной
яростью кипит, клокочет она в наших сердцах
к тем, кому нет названия на человеческом
языке, кто все еще не насытился прибылями,
нажитыми на крови миллионов, кто в
сатанинском слепом безумии готовит
исстрадавшемуся человечеству новую войну!
Их зловещие имена с проклятиями,
с гадливостью произносит каждый честный
человек в мире, они обречены историей на
черную погибель, и время со всей
старательностью уже плетет для них
надежные удавки. Но пока они живы, пока, не
скупясь, отсыпают миллиарды долларов на
создание атомных бомб, на подготовку новой
чудовищной войны, - пусть живет и наша
неистребимая ненависть к ним. Она
пригодится в нужную минуту!
Вспомни, друг: за тридцать лет
существования Советской власти Страна
Советов не знала поражений ни в войнах, ни в
преодолении любых трудностей, ценою
неслыханных жертв и народных страданий мы
вышли победителями и в последней,
величайшей из войн. Но жертвы, принесенные
во имя спасения родины, не убавили наших сил,
а горечь незабываемых утрат не принизила
нашего духа.
Бывает так, что по соседству с
пшеничными полями, в цветущем густом
разнотравье сизым дымом расстелется,
раскустится степная полынь, и вот хлебное
зерно, наливаясь и зрея, вбирает в себя
полынную горечь. На баловство, на
кондитерские изделия мука из такого зерна
не годится. Но хлеб от горьковатого
привкуса не перестает быть хлебом! И
благодатным кажется он тому, кто работает,
умываясь соленым потом, и ту же щедрую силу
дает он человеку, чтобы назавтра было что
тратить ему в горячем и тяжком труде!
С дивной, сказочной быстротой
врачует народ-созидатель нанесенные войной
раны: поднимаются из руин разрушенные
города и сожженные села, вернулись к жизни
шахты родного Донбасса, уже золотится
хлебная стерня на тех полях, где два года
назад чертополохом, злою непролазью дико
щетинился бурьян, дымят трубы
восстановленных заводов и фабрик, новые
промышленные предприятия зарождаются там,
где недавно были глушь и запустение. И даже
бывалый, видавший виды советский человек,
давно уверовавший в творческую силу своего
трудового гения, узнав о досрочном пуске
восстановленного гиганта металлургии или о
всесоюзном рекорде доселе неизвестного
стране стахановца, в радостном изумлении
разводит руками. А гордость родины -
ленинградский рабочий класс - уже зовет
трудящихся на завершение пятилетки в
четыре года. И уже зримо встают перед
глазами величавые контуры новой,
прекрасной жизни...
Поистине невиданно
могущественна партия, сумевшая
организовать, воспитать, вооружить и
повести за собой народ на свершение
небывалых в истории подвигов! Поистине
велик и непобедим народ, сумевший не только
отстоять свою независимость и разгромить
всех врагов, но и стать светочем надежды для
трудящихся во всем мире!
Быть верным сыном такого народа и
такой партии - это ли, мой друг, не самое
высокое счастье в жизни для нас и наших
современников? И не нас ли, ныне живущих,
окрыляет на неустанный труд и новые подвиги
суровая ответственность за судьбы отчизны,
за дело партии, ответственность, которую мы
несем не только перед грядущими
поколениями, но и перед светлой памятью тех,
кто сражался и шел на смерть, защищая родину.
1948