II

Л.В.Чернец

ГЕННАДИЙ НИКОЛАЕВИЧ ПОСПЕЛОВ (1899-1992).

Биографическая канва*

Геннадий Николаевич Поспелов родился 30 июля (18 июля по старому стилю) 1899 г. в Костроме, в семье Николая Ивановича и Анны Дмитриевны Поспеловых. Отец был сыном священника, мать (урожд. Френева) - дворянкой. Н.И.Поспелов (1864-1958), хотя и закончил духовную академию, всю жизнь работал в области народного образования (учитель гимназии, инспектор, директор народных училищ Тульской губернии; в советское время - преподаватель, потом доцент Тульского педагогического института).

Николай Иванович преподавал русский язык и литературу, вместе с коллегами писал учебники для средней школы и для вузов[1]. К этим своим трудам он относился весьма самокритично. В письмах к племяннику А.С.Нифонтову он с грустью пишет о нереализованных возможностях, неосуществленных замыслах: «Когда «авторы», как, например, я и мой коллега по учебнику, из 50 книг делают   51-ю - это неинтересно. Более ценны книги, построенные на изучении новых, еще неизвестных материалов, впервые извлекаемых из архивов» (24 дек.  1939 г.); «Я считаю свою жизнь испорченной, неудавшейся именно потому, что разбрасывался. Подумай - восемнадцать лучших лет своей жизни я отдал на административную работу и, кроме того, больше двадцати лет с педагогической работой сочетаю секретарскую. И что же вышло? Оставляю после себя лишь слабые следы. Хотел бы внушить тебе больше веры в собственные силы, больше смелости в замыслах и планах. Долой коллективные труды. Да здравствует самостоятельное, свободное исследование» (1 дек. 1942 г.).

То, что не удалось в полной мере отцу, получилось у старшего сына - Геннадия Николаевича Поспелова, хотя его путь в науке не был ни торным, ни свободным от необходимости в течение многих лет «подрабатывать», ни даже безопасным - во всяком случае, до конца жизни Николая Ивановича. Оглядываясь на их общую родословную, отец писал сыну (1 июля 1955 г.): «С большим интересом прочитал о твоих планах большой статьи «Художественная литература и идеология». Сейчас у тебя все это бродит и не так скоро уложится. Радуюсь, что у тебя, очевидно, по наследству, играют «гены творчества». Родоначальник, конечно, не я, а твой дедушка, Иван Григорьевич, первый писатель из рода Поспеловых, сын бедного сельского священника, внук крестьянина, неутомимым трудом превратившего лесные дебри в плодородные пашни». Иван Григорьевич (1821-1910), первый в роду получивший фамилию Поспелов (при поступлении в Костромское духовное училище), стал отцом Иоанном - протоиереем Успенского собора в Костроме, духовным писателем, чьи опубликованные проповеди составляют значительный список, в их числе есть разбор учения Л.Н.Толстого[2]. По семейным преданиям, именно Иоанн передал внуку свой прямой, негнущийся характер. И даже сухой перечень фактов биографии Г.Н.Поспелова, в особенности обстоятельства его вхождения в «храм» науки, свидетельствуют, насколько нужен был ему стойкий характер.

Окончив в 1918 г. тульскую гимназию и тульское музыкальное  училище, Г.Н.Поспелов в течение четырех лет был сначала рабочим (конюх, пахарь и пр.),  а затем      делопроизводителем совхоза в селе Зыбине Тульской области.   В 1921 г. стал преподавать литературу в школе второй ступени в г.Алексине Тульской области. В 1922 г. поступил на литературно-художественное отделение факультета общественных наук (ФОН’а) Московского университета. По окончании был направлен в аспирантуру Научно-исследовательского института языка и литературы (в составе РАНИОН, т.е. Российской ассоциации научно-исследовательских институтов общественных наук), по специальности «история русской литературы», которую закончил в 1929 г., подготовив, но не защитив диссертацию о Тургеневе. Его научным руководителем стал профессор Валерьян Федорович Переверзев - выдающийся теоретик литературы, разработавший оригинальный вариант социологического метода в литературоведении, автор вышедших еще в 1910-е годы монографий «Творчество Достоевского» (М., 1912), «Творчество Гоголя» (М., 1914)[3]. В его семинаре занимались также У.Р.Фохт, И.М.Беспалов, В.Г.Совсун. Методологические позиции этого научного коллектива были заявлены в сборнике «Литературоведение», под ред. В.Ф.Переверзева (М., 1928).

Будучи студентом, а затем аспирантом, Г.Н.Поспелов одновременно преподавал литературу в школе № 64 Краснопресненского района Москвы (1922-1929), а с 1926 г. начал работать и в вузах. В 1929 г. он становится ассистентом литературного отделения этнологического факультета МГУ, в  1930 г. - доцентом вновь организованного факультета литературы и искусства.

Научные взгляды молодого ученого формируются под влиянием прежде всего работ Переверзева. Во второй половине 1920-х гг. Поспелов публикует ряд статей, где определяет задачи литературоведения как науки «общественной» и «исторической»; первая печатная работа - «К проблеме формы и содержания»[4]. «Поэтические факты» подлежат, с одной стороны, объяснению (для чего нужен «продуктивный» научный метод, позволяющий вскрыть «каузальность» художественного образа), с другой - описанию и классификации (где используются приемы, «методика»). Главное - выбор метода, поскольку приемы «проникаются методом насквозь»[5]. Для Поспелова, как и для Переверзева, метод - путь «через матерьял», через анализ произведения, и он обязательно дополняется «методикой». Отсюда интерес к «теоретической поэтике», к описанию стиля произведения - «особенности поэтической конструкции», включающей «тематический», «композиционный», «изобразительный», «выразительный» планы; в совокупности они создают образ (систему образов). В статье «К методике историко-литературного исследования» дано весьма скрупулезное описание стиля (объективно сближающее переверзевскую школу с формальной), но это описание для Поспелова - лишь начало исследования, призванного найти «внутренний аргумент поэтической структуры», общественную «функцию» произведения. Поэзия объективирует и «канонизирует новые этапы в развитии общественно-групповых переживаний»; следовательно, нужно уяснить почву «социально-психологического комплекса мотивов»[6].

Излагая эту программу, Поспелов (в названной статье) оспаривает один важный тезис Переверзева, сводившего образный («эйдологический») состав произведения к «игре писателя только в свой «социальный характер»: наряду с «автогенными» образами (Левин в «Анне Карениной») Поспелов допускает «гетерогенные» (Гриневич в том же романе), противопоставленные «автогенным», оттеняющие их. Статья писалась для сб. «Литературоведение», редактируемого Переверзевым, и Поспелов вспоминал на склоне лет об этом своем споре с учителем: «…Редактор, несмотря ни на что, включил и эту мою статью в сборник «Литературоведение», что доказывало его методологическую терпимость. Вскоре после этого он подарил мне экземпляр своей вновь изданной книги «Творчество Гоголя» со следующей дарственной надписью: «В ереси любезному стороннику точных сроков и терминов». Значит, он все же считал меня еретиком»[7].

«Ересь» впоследствии привела к созданию концепции искусства как деятельности одновременно познавательной и идеологической. Рассматривая ретроспективно учение Переверзева, Поспелов указывает на два взаимосвязанных уязвимых положения: это недооценка «познавательного значения» художественных образов (следствие отождествления образов-характеров и «социального характера» самого писателя) и вытекающие отсюда границы творческих возможностей писателя. Переверзевская теория искусства-игры «игнорировала тот факт, что познавательное отражение характеров в сознании писателя всегда заключает в себе активную эмоционально-идеологическую направленность, что выражение такой направленности в образах искусства ведет к претворению характеров в их художественном отражении…»; через это претворение и выражается авторская эмоциональная оценка характеров[8].

В 1929-1930 гг. на страницах ведущих журналов («Печать и революция», «На литературном посту» и др.) и в Коммунистической академии прошла шумная дискуссия о методологии Переверзева, в результате которой «переверзевщина» была осуждена как «литературоведческая разновидность меньшевизма и вульгарного механического материализма»[9]. Как «первый ученик» Переверзева, Поспелов был «удостоен» в книге С.Малахова «Переверзевщина на практике» (М., 1931) целого раздела, озаглавленного «Как выглядит стиль, когда он… «поспел» (обыгрывание фамилии оппонента - в духе полемики тех лет). Молодой ученый обвинялся в «канонизации переверзевщины», в том, что он довел основные положения учителя «до логического конца», «развил основные положения Переверзева в стройную и законченную схему, наглядно разоблачавшую ее механистические посылки».[10] Законченности схемы, по С.Малахову, способствовали даже поспеловская теория «гетерогенных» образов: ведь в конечном счете они служат «средством» для закрепления канонизируемого социально-психологического комплекса.

Примечательно, однако, что важнейший (и справедливый) аргумент против социогенетического метода Переверзева Малахов заимствует у Поспелова, констатировавшего необходимость «обозначить конкретный социально-психологический комплекс» на «абстрактном языке» научно-психологических понятий и терминов[11]. Эти неизбежные у Переверзева и его школы переходы от конкретно-исторического, социологического к абстрактно-психологическому, действительно, нивелировали различия между писателями. Так, в трактовке Переверзева, его учеников И.Беспалова, В.Совсуна образы-характеры, созданные Достоевским, ранним М.Горьким, Помяловским, обнаруживают очень сходную раздвоенность; по заключению С.Малахова, «…образ «двойника» утверждается в качестве психологического основания, общего для всякого художника мелкобуржуазных групп»¹². Подобные обвинения носили отнюдь не академический характер; напомним, что «переверзевщина» стала обозначением «меньшевизма» в литературоведении. За свой опыт построения материалистического «монистического» литературоведения Переверзев жестоко поплатился (в 1938 г. он был репрессирован, реабилитирован в 1956 г.). В опале оказались и его ученики, последователи.

В сентябре 1930 г. Поспелов был уволен из МГУ, и в его публикациях наступает вынужденная пауза (1929-1934). В 1930-1932 гг. он  преподает на рабфаке им.Калинина. В 1932 г. возвращается в вузы: работает в Редакционно-издательском институте (1932-34), на филологическом факультете      ИФЛИ - Институте философии, филологии и истории (1934-41). Его имя вновь появляется в печати: статьи «Роман», «Поэзия и проза» (Литературная энциклопедия. 1935. Т.9), «Стиль», «Тургенев» (Там же. 1939. Т.11); и др. В 1940 г. выходит в свет его «Теория литературы» (в серии «Библиотека учителя»), где на основе понимания искусства как особого нетеоретического вида идеологии, представляющего собой эмоциональное обобщение в образах, предложена стройная система понятий и терминов. Эта книга наряду с опубликованным в том же году учебником Л.И.Тимофеев «Основы теории литературы» противостояла формалистическим теоретико-литературным курсам (при существенных различиях концепций обоих ученых).

Во время Великой Отечественной войны Г.Н.Поспелов - в эвакуации в Барнауле и в Камне-на-Оби, где преподавал в педагогическом институте (1941-44). С 1944 г. и до конца жизни он профессор филологического факультета МГУ; параллельно преподавал в Литературном институте им.А.М.Горького (с 1944 по 1965 г.). В 1960 г. в МГУ была организована первая в стране кафедра теории литературы, и Г.Н.Поспелов руководил ею по 1977 г. (его преемником стал П.А.Николаев).

В 1945 г. Г.Н.Поспелов защитил докторскую диссертацию «Из истории русской литературы XVIII-XIX вв. (К разграничению понятий стиля, метода, направления)»[12]. Ее продолжают многие публикации, в том числе книга «Творчество Н.В.Гоголя» (М., 1953), брошюра «Творчество Ф.М.Достоев-ского» (М., 1971), учебник для вузов «История русской литературы XIX в. (1840-1860-е годы)», выдержавший три издания (М., 1962, 1972, 1981). Выступая против абсолютизации индивидуального своеобразия творчества (тенденция, усилившаяся в литературоведении, начиная с 1940-х гг.), Г.Н.Поспе-лов стремится выявить закономерности литературного процесса. Для систематизации фактов он использует, помимо традиционного понятия «литературное направление» (объединение на основе творческой программы), понятие «литературное течение», означающее идейно-художественную общность.

В 1960-80-е гг. Г.Н.Поспелов сосредоточен на собственно теоретико-литературных проблемах. Между «Теорией литературы» для университетов (1978)¹⁴ и одноименной книгой для учителя - почти сорок лет напряженного труда, научного и педагогического. Под редакцией Г.Н.Поспелова и при его авторском участии коллективом кафедры теории литературы филологического факультета МГУ создан учебник «Введение в литературоведение» (1976, 1983, 1988), вышедший также в переводах на немецкий, болгарский, вьетнамский и др. языки.

Семь монографий и один сборник статей, посвященных теоретико-литературным, а также искусствоведческим проблемам, своеобразно отражают развитие научной мысли в нашей стране: «О природе искусства» (1960)¹⁵, «Эстетическое и художественное» (1965), «Проблемы литературного стиля» (1970)¹⁶, «Проблемы исторического развития литературы» (1972; книга вышла также в Праге на чешском языке в 1976 г.)¹⁷, «Лирика среди литературных родов» (1976), «Вопросы методологии и поэтики» (сб. статей, 1983), «Искусство и эстетика» (1984), «Стадиальное развитие европейских литератур» (1988)¹⁸.

Как видно уже из этого перечня, Г.Н.Поспелов не был узким специалистом. «Геннадий Николаевич написал так много и на столь разные темы, - отметил Ю.В.Манн, - что его труд может быть сравним с трудом целого факультета ученых. Да собственно таковой и существует: факультет Поспелова. Очень ценю, в частности, книгу Геннадия Николаевича о Гоголе. Можно не соглашаться с нею в подробностях или в более крупных вопросах, но нельзя не отдать должное ее глубокой концептуальности и абсолютной неконъюнктурности. А ведь она написана в годы, когда безмыслие и приспособленчество были в порядке вещей»¹⁹.

Выступления Г.Н.Поспелова на методологических семинарах, ученых советах, научных конференциях и т.п. заслуживают особого разговора. Его острые, часто нелицеприятные замечания, продуманные тезисы не тонули в общем хоре голосов. Памятно его выступление на заседании литературоведческих кафедр филологического факультета МГУ, посвященном А.Н.Весе-ловскому. Это было в 1947 году, т.е. в разгар антикосмополитической кампании. Обратившись к «Поэтике сюжетов» Веселовского, Поспелов расценил тезис о «самозарождении» мотивов как свидетельство преодоления ученым компаративизма (вообще компаративистика, что подчеркнуто в последней книге Поспелова «Стадиальное развитие европейских литератур», никогда им не рассматривалась как самодостаточный метод). Впрочем, до этих тонкостей блюстителям официальной точки зрения было мало дела, их восприятие было обычно упрощенным: профессор находит что-то ценное у Веселовского - значит, он сам космополит. В «Литературной газете» появилась заметка кандидата филол. наук В.Новикова «Особое мнение профессора Г.Н.Поспелова», где из речи Поспелова делались политические выводы. Ему инкриминировалась недооценка наследия Чернышевского и Добролюбова (которые, кстати, входили в круг его любимых авторов): «…проф. Г.Н.Поспелов обнаружил свои истинные симпатии. Он не согласен, что концепция А.Н.Веселовского была шагом назад по сравнению с эстетическими принципами революционных демократов. По его мнению, вообще нельзя А.Н.Веселовского сравнивать с Чернышевским и Добролюбовым. Это, видите ли, две совершенно разные линии. Одна - линия публицистики, не имеющая ничего общего с наукой, а другая - линия академической школы, которая и представляла с точки зрения проф. Г.Поспелова истинную науку о литературе. <…> Особое мнение проф. Г.Поспелова оказалось ни чем иным, как продолжением весьма старой и давно разоблаченной теорийки о несовместимости науки и политики, о независимости «настоящей» науки от общественной жизни и классовой борьбы»²⁰. Обсуждалась, как видим, не теория сюжета, противопоставлялись имена  - хорошие и плохие.

Аналогичное обвинение - в «расщеплении» единства литературы и политики предъявила Поспелову доцент кафедры советской литературы МГУ Е.Ковальчик в 1949 г., в связи с его статьей «Проблема романтизма»²¹. И опять-таки обвинительница исходила из имен-знаков, не углубляясь в мотивы предлагаемого ученым разграничения понятий: «Г.Поспелов призывает разобраться в понятии романтизм. Но сам он не только не проясняет проблему романтизма, но, напротив, в силу ложных, объективистских позиций только запутывает. Так, например, он объединил в один лагерь таких идейно противоположных писателей, как Пушкин, декабристы, Кюхельбекер, Бестужев-Марлинский, с одной стороны, и Погодин, Шевырев - с другой. Произвольное это объединение Г.Поспелов мотивирует тем, что якобы для всех этих писателей теория романтизма была прежде всего - литературной программой, в которой они творчески осознавали себя, свои собственные поэтические тенденции… <…> Все в этом рассуждении выдает формализм, аполитичность автора статьи и глубочайшую антинаучность его выводов»²². Следивший за этой «дискуссией» о романтизме Н.И.Поспелов с горечью писал сыну (3 окт. 1949 г.): «Прочитал заметку в «Лит. газете», направленную против твоей статьи о романтизме. Меня интересует только то, в какой мере ты расстроен этим выпадом и как думаешь реагировать. Ошибка сочинения только в том, что ты вздумал осуществить право на свободное исследование в неподходящей обстановке».

Ученый периодически подвергался суровой критике и на страницах факультетской стенной газеты «Комсомолия». В.Е.Хализев вспоминает (в беседе с автором этого очерка) о своих студенческих годах (1948-1953): «Слушая трехсеместровый курс истории русской литературы XIX века, мы далеко не были уверены, что Геннадию Николаевичу позволят довести его до конца: постоянно опасались, что раздающиеся по его адресу упреки, инспирировавшиеся партийным руководством факультета, «обернутся» жесткими административными выводами. И к тому были все основания. Воинствующе-ортодоксальные студенты (а в них недостатка не было) во время лекций нередко атаковали Поспелова каверзными вопросами. Так, рассказав нам о мотиве таинственных и сладких звуков в поэзии Лермонтова, Геннадий Николаевич получил записку с угрожающим подтекстом: «Какова социальная функция этих мотивов?». И отвечал он, помню, как-то смущенно, полуоправдываясь, что заговорил о подобных мотивах в своей лекции. Еще один эпизод: один из однокурсников однажды сказал мне, что у Поспелова он будет консультироваться лишь по части фактов, а по общим вопросам идейной борьбы в русской литературе предпочтет обращаться к Е.С.Ухалову, который в те годы на факультете был постоянным критиком-гонителем Геннадия Николаевича. Тем, кто значительно моложе меня, трудно себе и представить, насколько густо было заполнено сознание большинства студентов рубежа 1940-50-х гг. официальными клише сталинской эпохи».

Несмотря на все это, Г.Н.Поспелов не отмалчивался и активно участвовал во многих обсуждениях, будучи прирожденным полемистом, мгновенно подмечая противоречивость, непоследовательность оппонента. Весомым было его слово в дискуссиях на конференциях в МГУ или ИМЛИ - о реализме (1958), об эстетическом и художественном (1960), о романтизме (1960), о выдвинутой М.М.Бахтиным концепции «полифонического» романа (1965), о структурализме (1971), о социалистическом реализме (1969, 1975), о сущности литературной критики (1979) и др. Так, развивая концепцию содержательной специфики искусства, Г.Н.Поспелов видит ее не только в предмете, как полагала «эстетическая школа» (А.И.Буров и др.), но и в его эмоциональном осмыслении, оценке, источником которых служит прежде всего идеологическое миросозерцание писателя. А его трактовка процесса экспрессивно-творческой типизации выявляет содержательные истоки образности и вводит при этом в систему теоретических понятий пафос и его разновидности (которые он стремился четко разграничить). Уточняя понятие творческого метода, Г.Н.Поспелов связывает его с объективной стороной художественного отражения и предлагает различать реализм и «правдивость» писателя. Он оспаривает отнесение всей советской литературы к «социалистическому реализму» и выявляет в ней другие методы (критический реализм, романтизм). Коллеги ценили в Поспелове самостоятельность, последовательность мысли²³.

Сформировавшись как ученый в 1920-е годы, Г.Н.Поспелов оставался неизменным в понимании литературы, художественного творчества как деятельности по преимуществу идеологической (важнейший источник содержания искусства - «непосредственное идеологическое миросозерцание» художника). Многочисленные смены вех и мод в литературоведении, свидетелем которых был ученый, не меняли основы его взглядов, они лишь побуждали укреплять, уточнять исходные позиции и строить собственную концепцию искусства с опорой не столько на авторитеты современности, сколько на предшествующую эстетическую мысль: Гегеля, Белинского, Добролюбова, Александра Веселовского, Плеханова (с современниками он чаще спорил, чем соглашался). Эта концепция нуждалась и в своем «языке», понятийно-терминологическом аппарате: того, что имелось в научном обиходе, было мало. Ученый вводил свои, рабочие термины, уточнял значения слов, стремясь четко разграничить смежные явления: эстетическое и художественное, литературные течения и направления, стиль и стилистику, романтизм и романтику и т.д. Трудно сказать, каким разделам эстетики и литературоведения он уделял большее внимание: специфике искусства? типологическим категориям: творческим методам, видам пафоса, литературным родам и жанровым группам? описанию и анализу отдельного произведения? стадиальному развитию европейских литератур? Его влекла система, теория литературы в целом.

Может быть, именно поэтому оказались плодотворны теоретические исследования по отдельным проблемам. Разработанная Г.Н.Поспеловым типология литературных жанров (ее первый абрис - статья «К вопросу о поэтических жанрах»²⁴) дает возможность проследить генезис различных жанровых групп (мифологической, национально-исторической, этологической, романической, героико-романической), а также их взаимодействие в рамках литературных периодов. Развивая идею стадиальности жанров, восходящую к Гегелю, данная типология содержит ряд новаторских положений, и прежде всего выделение в самостоятельную группу этологических жанров - сатиры, утопии, идиллии и других. Признание этологии корректирует известный тезис М.М.Бахтина (в работе «Эпос и роман») о сплошной «романизации» жанров новой литературы.

«Сквозная» тема работ Г.Н.Поспелова (и это объединяет его с В.Ф.Переверзевым) - литературный стиль, понимаемый как свойство литературно-художественной формы и критерий художественности. Вместе с книгой А.Н.Соколова «Теория стиля» (1968) монография Г.Н.Поспелова «Проблемы литературного стиля» (1970) внесла ясность в саму постановку вопроса; в особенности она стимулировала изучение типологических категорий (творческий метод, пафос, жанровая проблематика) в их стилеобразующей функции.

О широте интересов ученого свидетельствует его последняя книга «Стадиальное развитие европейских литератур». Подключаясь к обсуждению проблем международной компаративистики, Г.Н.Поспелов в полемике с П. ван Тигемом отстаивает приоритетность типологических сходств между национальными литературами по отношению к идейно-творческим контактам («влияниям», «заимствованиям»). С помощью понятий равномерного, ускоренного («опережающего» или «догоняющего») развития он выявляет разнообразие соотношений между ведущими европейскими литературами, предостерегает от смешения литературно-художественной стадиальности (классицизм, романтизм и др.) с делением литературы по идеологическим и тем более хронологическим основаниям.

Научная деятельность Г.Н.Поспелова - редкий пример творческого долголетия. Поздравляя своего учителя с 90-летием, В.Д.Сквозников подчеркнул: «Не цепляясь самолюбиво за детали, представляющиеся ему с бегом времени несовершенными, отбрасывая их, он упрямо оберегает ведущий принцип своей системы - социальную обусловленность литературных явлений, закономерностей и процессов. Здесь уступок быть не может, как нет и лазеек для главного врага ученого - эклектики, часто выдающей себя за антидогматизм, «гибкость» подхода, «веление времени»²⁵.

С 1921 г. и до конца своей долгой жизни Г.Н.Поспелов вел педагогическую работу. Уже на склоне лет он сказал в интервью: «Никогда бы не сменил преподавательскую деятельность на чисто академическую, только исследовательскую работу»²⁶. Его лекции по теории литературы и по истории русской литературы XIX века слушали более пятидесяти выпусков факультета. Они увлекали не всех и не сразу - но если увлекали, то всерьез и надолго. Как отметила его ученица 1950-х гг. С.Д.Лищинер, «ничто не могло склонить профессора к облегченному слову, не наполненному четким терминологическим смыслом. И постепенно сама эта «неадаптированная» манера - насыщенная фактами доказательность суждений, спокойная убежденность в объективной логике научного познания - втягивала  в себя слушателя»²⁷.

Среди студентов он слыл строгим, придирчивым экзаменатором, по факультету даже ходили стихи: «Он зверски режет человека / И преспокойно пьет кефир». И еще: «Для юношей незрелых / И для того, кто сед, / Страшней Г.Н.Поспелова / На свете зверя нет». Для студентов Литературного института экзамен, сдаваемый Г.Н.Поспелову, считался сверхтрудным. «Однажды я три раза, - вспоминает Евг. Евтушенко, - пересдавал ему анализ «Горя от ума». «А что такое общество карбонариев?» - прервал меня Поспелов. «Ну, общество угольщиков… Революционное…» - промычал я. «В каком году оно было организовано и когда распалось? Какова была основная программа?» - жестоко спросил меня Поспелов, и я пал духом»²⁸.

Но эта строгость не отпугивала его постоянных и преданных слушателей. В семинар к нему в 1950-1960-е годы надо было записываться заранее. При обсуждении докладов по курсовой работе он выступал строгим, даже суровым критиком, но в семинаре было многолюдно. Молодой энтузиазм, жаждущий дела, а не его имитации, находил удовлетворение в его школе. Студенты в те годы были склонны к фанатизму: на факультете были «бондиты» (в произношении - «бандиты») - ученики С.М.Бонди, кумирами многих были Н.И.Либан, В.Н.Турбин. Для «поспеловцев» как прекрасная музыка звучали слова типологические категории, творческий метод, пафос, жанровая проблематика. Они учились мыслить понятиями, а не только при помощи понятий; различать мировоззрение и идеологическое миросозерцание писателя, художественное и эстетическое; видеть ситуацию произведения за его сюжетом и персонажами; функционально оценивать сюжет и фабулу; не смешивать образ и персонаж, повествование и описание, коллизию и интригу, трагедию и драму, романтизм и романтику, стиль и стилистику, этологию и романистику. Эти и другие термины использовались при обсуждении самых разных тем - не только литературных. Так, профессор Пермского университета Р.В.Комина (бывшая ученица Геннадия Николаевича) в письме к своему ученику И.В.Кондакову (ныне - профессор РГГУ) прибегает к понятному обоим языку: «…окунулась в московскую этологию…»; «…читала Ваше лирическое и одновременно «романическое» (по типологии Поспелова) письмо»²⁹.

Но разграничением смежных понятий теоретические штудии не заканчивались: ведь явления, обозначенные этими и другими терминами, в произведении взаимодействуют. Живая мысль ученого обнаруживалась в особенности при обсуждении курсовых, дипломных работ: его замечания были подчас непредсказуемы, неожиданны. Так, настойчиво призывая искать в произведении «проблематику», «авторскую тенденцию», он в то же время явно огорчался, если студент приходил к некой схеме, отвлекаясь от исторической конкретности изображения. «Сатира создается не моралистической, а политической, гражданской точкой зрения», - напоминал он студенту, увидевшему в «Смерти Ивана Ильича» исключительно моралистическую идею писателя.

Сам Геннадий Николаевич в общении со студентами, аспирантами «не докучал моралью строгой». Тем интереснее отдельные его советы воспитательного свойства. Т.В.Романова, занимавшаяся в его спецсеминаре по творчеству Л.Н.Толстого и Ф.М.Достоевского в конце 60-х годов (ныне ведущий сотрудник Государственного музея Л.Н.Толстого) запомнила такой эпизод: «Однажды один студент сделал слабый доклад. Все слушатели резко критиковали его, а мне стало жаль пристыженного докладчика, и я постаралась защитить его. После занятия Геннадий Николаевич подозвал меня и, слегка прищурив смеющиеся глаза, мягко сказал: «Никогда не защищайте посредственность. Ведь в жизни складывается так, что посредственность, поддержанная вами, станет вашим же начальством».

Поспеловские лекции имели большой успех. В его архиве хранились пожелтевшие от времени записки, обращенные к лектору; вот одна из них, особенно трогательная: «Чем несчастнее левая сторона, что Вы совсем не обращаетесь к ней, а все к правой? А мы целую неделю ждем Вас с нетерпением…» В шутливом стихотворении Г.Н.Поспелова «Прощание с Камнем» (Камень-на-Оби - город, где он жил в эвакуации) есть строки, посвященные студентам местного пединститута:

Без Вас мы больше бы грустили,

Одни вы только, ей-же-ей,

Разнообразие вносили

В однообразье наших дней.

Значит, тяготение, интерес друг к другу у учителя и его учеников были взаимными. Многие его «семинаристы» посвятили себя научной работе.

Архив Г.Н.Поспелова таил в себе неожиданности. Оказывается, теоретик-стиховед на протяжении почти всей жизни сам писал стихи. Он иногда сочинял и музыку, которую очень любил (особенно - А.Скрябина), хорошо играл на рояле.

Еще более неожиданная грань его деятельности - политическая публицистика. По свидетельству Т.Г. и Г.Г.Поспеловых, их отец в 1966 г., выздоравливая после инфаркта, подвел итог некоторым давним размышлениям в работе «Российский путь перехода к социализму и его результаты», подписав ее именем покойного экономиста, академика Е.С.Варги (мистификация, которой он не придавал значения, поскольку писал «в стол»). Однако без ведома автора рукопись была опубликована сначала в самиздатовском машинописном журнале «Феникс», а в 1970 г. - в Париже, во французском переводе, под названием «Завещание Варги» и с предисловием Р.Гароди. «Уже сама объективность предпринятого анализа, - заключал Р.Гароди, - обрекала эту работу на подпольное существование: при всей своей краткости она и камня на камне не оставляет от «официальных истин…»³⁰. Важнейшие тезисы - об эволюции взглядов В.И.Ленина на русскую революцию (с 1907 по 1923 г.); о противоречиях между интересами крестьянства и пролетариата в советском обществе; о склонности деклассированных элементов к «ультрареволюционным и жестоким политическим перегибам»; о культе личности Сталина, «люмпен-пролетарском по своему социальному генезису», и о связанном с ним «стиле помпезности, дутого величия, лаконичных пышных изречений и властных жестов»; об отсутствии «единого класса» служащих (стоящие у власти образовали «господствующий класс»); о постепенной подмене партии партаппаратом и о нараставшей несостоятельности управления страной; об «идеологическом централизме» и «деидеологизации общественного сознания» как его следствии. «У многих… членов общества вся эта официальная идеологическая пропаганда, - писал Г.Н.Поспелов в 1966 г., - не может не вызвать идейного безразличия или идейной опустошенности и скептицизма, иногда даже цинизма. В стране давно уже происходит процесс деидеологизации общественного сознания…» В устах ученого, для которого именно идеологическое миросозерцание определяет творческую активность писателя, это был безотрадный диагноз.

Г.Н.Поспелов был человеком твердых нравственных принципов и в ситуациях, требовавших выбора, поступал по совести. Так, в 1966 г. он (несмотря на настойчивые попытки «официальных лиц» склонить его к этому) не стал подписывать текст, осуждающий А.Синявского и Ю.Даниэля накануне суда над ними. Этот текст под названием «Нет нравственного оправдания» за подписью ряда профессоров факультета был опубликован в «Литературной газете» (1966, 15 февр.). Отказался Геннадий Николаевич также принять участие в осуждении доцента В.Д.Дувакина, выступившего в судебном процессе по делу А.Синявского в защиту своего ученика: на заседании ученого совета филологического факультета МГУ он проголосовал против изгнания Дувакина с факультета.

Геннадий Николаевич Поспелов скончался 12 апреля 1992 г. в Москве, на 93-м году жизни. Как хорошо сказал литературовед и журналист В.И.Этов на заседании кафедры теории литературы МГУ, посвященном памяти Г.Н.Поспелова, он был ученым, развивавшим свое учение, и учителем, имевшим своих учеников31.