Ломоносов-филолог

Имя Михаила Васильевича Ломоносова особенно значимо для истории филологической науки в России. Известно, что он внес огромный вклад во все основные области русской национальной культуры XVIII в. А.С. Пушкин писал о нем: «Историк, ритор, механик, химик, минералог, художник и стихотворец, он все испытал и все проник». Неоднократно отмечалось, что по разнообразию начинаний и необъятности знаний Ломоносова можно сопоставить с титанами европейского Возрождения или с французскими энциклопедистами. Один из самых замечательных умов своего времени, он неустанно заботился о развитии всех областей русской культуры. Все его стремления были направлены не на то, чтобы вести вперед какую-либо одну из специальных отраслей знаний, а на то, чтобы сделать все их доступными русскому языку и в деле их изложения, и в деле научной терминологии. Незадолго до смерти сам ученый отмечал, что стремился своими сочинениями «на природном языке» способствовать прежде всего тому, чтобы «стиль российский... несравненно вычистился... и много способнее стал к выражению идей трудных». Именно поэтому филологические труды Ломоносова определяют собой все прочие аспекты его деятельности.

Сын крестьянина-помора, выросший на беломорском Севере, Ломоносов с детства познакомился с самобытной северной культурой, узнал различные промыслы и ремесла, приобщился к мореплаванию. Обучившись грамоте, он раздобыл лучшие по тем временам книги, которые сам впоследствии называл своими «вратами учености»: «Грамматику» Мелетия Смотрицкого и «Арифметику» Леонтия Магницкого, а также «Псалтырь рифмотворную» Симеона Полоцкого – первый известный ему образец книжного стихотворства. В декабре 1730 г. он покинул родные места и с рыбным обозом прибыл в Москву, где, выдав себя за сына дворянина, поступил в Славяно-греко-латинскую академию. В 1735 г. Ломоносов в числе лучших учеников был вытребован в Петербург и отправлен для совершенствования в науках в Германию. В 1741 г. он вернулся в Россию, а четыре года спустя стал профессором Петербургской Академии наук.

Пролагая в каждой из областей русской науки и культуры новые пути, Ломоносов в своей литературно-реформаторской деятельности опирался на широкое знание исторических судеб и путей развития античной, европейской и древней русской литературы. Он хорошо знал народные песни, древнерусские летописи, произведения церковного красноречия, панегирическую поэзию и школьную драму рубежа XVII-XVIII вв. Это позволило ему верно почувствовать, что первым ключевым условием для дальнейшего успешного развития русской национальной литературы были в его время реформа литературного языка и коренное преобразование системы стихосложения. Ломоносов не только дал решение этих насущных для русской культуры его времени вопросов, но и надолго определил последующие пути развития русского литературного языка и русской литературы.

В 1739 г. Ломоносов прислал на родину из Фрейберга «Письмо о правилах российского стихотворства» с приложенной к нему одой «На взятие Хотина» как практическим подтверждением провозглашенных и обоснованных в «Письме» принципов нового русского стихосложения. Полемизируя с В.К. Тредиаковским, автором «Нового и краткого способа к сложению российских стихов» (1735), Ломоносов исходит из положения, что у нас стараются сохранить и культивировать стихи, имеющие по своему существу нерусское происхождение и не соответствующие законам русского языка, тогда как следует изучить природу русского языка и не стеснять его в его возможностях. Кроме того, следует отказаться от всяких традиций, так как русское стихотворство находится ее во младенчестве, в нем еще не укрепилась какая-либо система и надо начинать сначала, посмотреть, что хорошо и что худо – худому не следовать, а хорошему подражать. Ломоносов считал, что у нас могут существовать любые стопы, как двусложные (ямбы и хореи), так и трехсложные (анапесты и ямбы), но правильными называл такие стихи, которые сохраняют стопы в чистом виде, не заменяя их на пиррихии и спондеи. Также Ломоносов выступал сторонником теории, допускающей родство стоп, и считал родственными, с одной стороны, хореи и дактили (как стопы нисходящего ритма, от ударного слога к безударному), с другой – ямбы и анапесты (как стопы восходящего ритма). С вопросом о стопе Ломоносов связывал эмоциональное впечатление от стихотворения и считал, что стопы восходящего ритма создают эффект торжественности, благородства, великолепия, а стопы нисходящего ритма лучше изображают скорость, торопливость и т. п. Именно это положение Ломоносова вызвало отдельную дискуссию, в рамках которой в 1744 г. были изданы три переложения 143 псалма, выполненные Тредиаковским, Ломоносовым и Сумароковым и читателям было предложено высказывать свои суждения по поводу этих текстов. Так возникает первый пример литературного диспута.

Известен Ломоносов и как первый автор научной русской грамматики. При том, что традиция европейских грамматик была на тот момент уже достаточно богатой, Ломоносов не воспользовался ни одним из существовавших образцов, а создал совершенно оригинальный труд и по композиции, и по разработке законов языка. В России до Ломоносова существовала только грамматика церковнославянского языка, правила которой были собраны в известной «Грамматике», составленной Мелетием Смотрицким, первое издание которой увидело свет в 1619 году. В те времена грамматика почиталась еще не наукой, а «свободным художеством», которых, по средневековой традиции, насчитывалось семь: грамматика, диалектика, риторика, мусика, арифметика, геометрия и астрономия. Грамматика была первой из них, она открывала дорогу ко всем остальным «художествам». Прежде всего она должна была помогать исправлению церковных книг и содействовать правильному их пониманию. Ломоносов был в свое время усердным читателем книги Смотрицкого и хорошо знал ее слабые и сильные стороны. Он воспользовался системой изложения автора и развил мысль о том, что в русском литературном языке церковнославянские элементы должны быть неотъемлемой составной частью. Ломоносов различал областные наречия русского языка и признал основой литературной речи московский говор, который «не токмо для важности столичного города, но и для своей отменной красоты прочим справедливо предпочитается».

В посвящении «Российской грамматики» наследнику Павлу Петровичу Ломоносов заявил о неисчислимых богатствах и возможностях русского языка и сделал это с подкупающей убежденностью, обоснованной его научной и общественной позицией. Ломоносов писал: «Карл пятый, римский император, говаривал, что ишпанским с богом, французским — с друзьями, немецким — с неприятельми, итальянским — с женским полом говорить прилично. Но если бы он российскому языку был искусен, то, конечно, к тому присовокупил бы, что им со всеми оными говорить пристойно, ибо нашел бы в нем великолепие ишпанского, живость французского, крепость немецкого, нежность италиянского, сверх того богатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского языка».

Ломоносов говорит о том, что русский язык может выразить тончайшие философские понятия, все перемены, происходящие в видимом мире, все оттенки человеческих отношений. «И ежели чего изобразить не можем, не языку нашему, но недовольному своему в нем искусству приписывать долженствуем». Грамматика обобщает результаты употребления языка и, будучи создана, своими правилами указывает пути языковой практике. Она необходима всем наукам: «...тупа оратория, косноязычна поэзия, неосновательна философия, неприятна история, сомнительна юриспруденция без грамматики». Грамматика Ломоносова выдержала 14 изданий и сыграла исключительно важную роль в развитии русской филологической науки. Именно она легла в основу курса русской грамматики, составленного учеником Ломоносова профессором Московского университета Барсовым (1771).

Наряду с грамматикой Ломоносов задумал целый ряд «филологических исследований, к дополнению грамматики подлежащих». Некоторые из них были осуществлены, другие сохранились только в набросках или черновиках. Один перечень названий этих работ дает представление о широте и серьезности планов Ломоносова. Он намеревался написать «о сродных языках российскому и о нынешних диалектах, о преимуществах российского языка, его красоте, чистоте, о славенском церковном языке, о чтении книг старинных и о речениях Нестеровских, Новгородских и пр., лексиконам незнакомых, о простонародных словах, о новых российских речениях, о синонимах, о лексиконе, о переводах». Замечательно, например, что задолго до возникновения сравнительной грамматики Ломоносов различает языки «сродственные», как русский, греческий, латинский и немецкий, и «несродственные», как финский, мексиканский, готтентотский и китайский.

Установив грамматические нормы русского языка, Ломоносов далее определил соотношение в нем церковнославянских и исконно русских речений и на этой базе предложил в учении о «трех штилях» широко разработанную теорию литературных жанров. Русский литературный язык к тому времени включал в себя много славянских, собственно русских и заимствованных слов, употреблявшихся каждым по своему усмотрению и вкусу. Ломоносов систематизировал все это и выбросил все устаревшие и уже недоступные пониманию обычного читателя слова. Он подчеркивал при этом, что употребление в речи славянизмов придает ей определенную торжественность, возвышенность, но пользоваться ими следует «с великой осторожностью, чтобы слог не казался надутым». Желающим правильно владеть литературной речью Ломоносов рекомендовал внимательно читать и изучать церковные книги как богатейший источник и первооснову нашего языка и надеялся на то, что «таким старательным и осторожным употреблением сродного нам коренного славянского языка купно с российским отвратятся дикие и странные слова, нелепости, входящие к нам из чужих языков». Теория трех штилей стремилась охватить не только жанры художественной литературы, науки и публицистики, но и вообще все разновидности речи, в то время сочетавшиеся с представлением о письменно-литературном русском языке. Им были разграничены стили и жанры, определены грамматические правила русского языка, преподано руководство к красноречию в поэзии и прозе. Все это он сделал быстро и умно, дал твердые основания нашей литературе и своим творчеством показал, как пункты выработанной им теории нужно развивать в писательских трудах.

Разнообразно поэтическое наследие Ломоносова. Оно включает торжественные и похвальные оды, философские оды-размышления, стихотворные переложения псалмов, дидактическое «Письмо о пользе стекла» две песни незаконченной героической поэмы «Петр Великий» (1756-1761), резкие сатирические стихотворения, героическую идиллию «Полидор» (1750), две трагедии («Тамира и Селим» и «Демосфонт»), многочисленные «надписи к иллюминациям» и другие стихи по случаю различных придворных празднеств, эпиграммы, притчи, переводные произведения.

Мысль о том, что литература призвана запечатлевать для потомков славные дела великих современников, хранить примеры гражданских добродетелей, пробуждать в соотечественниках чувство гордости за сою историю и за настоящее положение России в мире, была тем одухотворяющим началом, которое может служить ориентиром в понимании и ломоносовского художественного творчества, и его подходов к решению вопросов теоретического характера.

Библиография:

• Введенский А. Михаил Васильевич Ломоносов: Биографический очерк // Михайло Ломоносов. Сочинения. М., 2000. С. 5-20.
• Гаспаров М.Л. Очерк истории русского стиха: Метрика. Ритмика. Рифма. Строфика. М., 1984.
• Державин Н.С. М.В. Ломоносов как филолог // Славянская филология. Статьи и монографии / Под ред. С.Б. Бернштейна. М., 1951. С. 9-16.
• Западов А. Отец русской поэзии. О творчестве Ломоносова. М., 1961.
• Ломоносов и русская литература. М., 1987.
• Морозов А.А. М.В. Ломоносов. Путь к зрелости. М.:Л., 1962.
• Павлова Г.Е., Федоров А.С. Михаил Васильевич Ломоносов. Жизнь и творчество. М., 1980.