В статье Иванова «Два течения в современном символизме» дана подробная характеристика двух основных, как он утверждал, течений в искусстве: реализма и идеализма. Идеализм стремится воплотить в произведении искусства достойные бытия явления, тогда как реализм утверждает вещи, «имеющие бытие». При этом художник-реалист движется к объективной правде; художник-идеалист – к субъективной свободе, самоопределению, пренебрегая необходимым для ознаменовательного творчества самоподчинением. Руководствуясь своей волей, идеалист творит символы, обобщая явления феноменального мира; реалист – постигает феномены как символы. Для идеализма характерно «успокоение в статическом», «наполнение души завершенным образом». Реализм сообщает новое движение душе художника, открывает новые прозрения, делает «прививку некоего динамического принципа».

Различны и гносеологические основы этих двух типов творчества, ибо реализм и идеализм – это не только две эстетических концепции, но и два миросозерцания. В первом случае – наивный или мистический реализм, во втором – «убеждение в нормативном призвании автономного разума».

Обращаясь к «символизму современности», Иванов и в нем находит изначально присутствующие в творческой деятельности человека начала. Исследуя традиции западноевропейского символизма, в частности, творчество Бодлера, он открывает две противоположные тенденции, породившие в одном случае – «парнассизм»; в другом – реалистический символизм. Современное декадентство, считает он, довело до крайней черты эстетические принципы «парнассизма». Среди этих принципов он называет следующие: канонически правильный стих; размеренные строфы, любовь к метафоре, не «пресуществленной в символ»; афористическая лапидарность; консерватизм в приемах внешней поэтической и музыкальной изобразительности; преобладание пластики над музыкой, предпочтение искусственного естественному; культ дерзкого и экзотического. И большинство из этих принципов взяли на вооружение декаденты, потому можно говорить лишь о мнимом их бунте против канонов. Будучи в основе своей глубоко идеалистичным, декадентство, не успев оформиться, сразу же принялось работать над формулами искусства и во главу угла поставило мастерство. Из стихии символического искусства декадентство приняло только символы, но не реалистическая символика была позаимствована им: декаденты активно разрабатывали «новую форму субъективной идеалистической символики».

Но западноевропейский символизм включал и другое, противоположное идеалистическому, направление. Вновь обращаясь к стихотворению Бодлера «Соответствия» как к общепризнанному «исповеданию веры новой школы», Иванов открывает в нем принципы, послужившие основой реалистическому символизму, который он рассматривает как «чистый образец ознаменовательного творчества». Элементом реализма он считает провозглашенную в этом сонете «объективную правду, как таковую»; элементом символизма – то, что Бодлер «изъясняет реальное существо природы, как символа, другими новыми символами». Сопоставляя бодлеровский сонет с некоторыми отрывками из «мистико-реалистических» повестей Бальзака, который в его представлении и реалист и романтик одновременно, Иванов делает вывод: реалистический символизм, как литературное направление, возник на пересечении двух тенденций, которые многим его современникам казались крайне далекими, – реализма и романтизма (романтизма в духе Новалиса – уточняет он). Сущность реалистического символизма он видит в следующем: «Вызвать непосредственное постижение сокровенной жизни сущего снимающим все пелены изображением явного таинства этой жизни – такую задачу ставит себе только реалистический символист, видящий глубочайшую, истинную реальность вещей, realia in rebus, и не отказывающий в относительной реальности и всему феноменальному постольку, поскольку оно вмещает реальнейшую действительность, в нем скрытую и им же ознаменованную».

Критерием различения двух «стихий» (реалистического и идеалистического символизма) является, по его мнению, понятие символа. С точки зрения реалистического символизма, символ есть «цель художественного раскрытия». «Всякая вещь, – пишет Иванов, – поскольку она реальность сокровенная, есть уже символ, тем более глубокий, тем менее исследимый в своем последнем содержании, чем прямее и ближе причастие этой вещи реальности абсолютной». Идеалистический символизм использует символ как средство художественной изобразительности, как сигнал, которым пользуются разделенные индивидуальные сознания для общения друг с другом. Символ предстает, таким образом, как «условный знак, которым обмениваются заговорщики индивидуализма», тогда как в реалистическом символизме он является связующим разделенные сознания звеном, ведущим к соборному единению, которое будет достигнуто путем «общего мистического лицезрения единой для всех, объективной сущности».

Основа идеалистического символизма – воинствующий субъективизм, поэтому правомерным кажется Иванову отождествление этого течения в современном символизме с декадентством. Доказательством этого служит равнодушие «иллюзионистов от символизма» ко всему, что находится вне сферы индивидуального сознания – в области объективной и трансцендентной: «важно, что он устремлен на сохранение души своей, в смысле ее утончения и обогащения ради ее самой, что в нем не дышит дух Диониса, требующий расточения души в целом, потери субъекта в великом субъекте и восстановления его через восприятие последнего, как реальный объект». Поэтому интимное искусство утонченных – идеалистический символизм, в отличие от келейного искусства (по сути своей – реалистического), – это всего лишь один из этапов на большом пути, который приведет к раскрытию символа в мифе, то есть к раскрытию «объективной правды о сущем».

В предпоследней части своей обширной статьи («Два течения в современном символизме») Иванов обращается к проблеме соотношения реалистического символизма и мифотворчества и объясняет причины, по которым невозможно, идя путем идеалистического символизма, достигнуть «чистейшей формы ознаменовательной поэзии», чем и является по сути своей миф. Идеалистический символизм – не творит новые мифы, а воспроизводит старые: делает мертвый слепок, в то время как символизм реалистический создает новые мифы, представляющие собой новое откровение тех же реальностей. Миф в трактовке Иванова — это общепринятая форма эстетического и мистического восприятия новой, объективной, правды, поэтому в мифе не видно личности творца, нет личного сознания, есть только вера «в правду нового прозрения». Идеалистический символизм способен создать лишь суррогат мифа, содержащий не объективную правду, но субъективный мир – отражение души художника.

Особо подчеркивает Иванов динамическую природу мифа, выражающего общий принцип ознаменовательного творчества: «Миф выросший из символа, принятого как ознаменование осознанной сущею, хотя и прикровенной реальности, есть обретение, упраздняющее самое искание до той поры, пока то же сознание не будет углублено дальнейшим проникновением в его еще глубже лежащий смысл».