Моему учителю, профессору Е.З. Цыбенко посвящается

   Всё нарастающая враждебность в мире ко всему, что связано с Россией: языку, культуре, литературе, – делает тему культурного диалога между странами чрезвычайно актуальной. Безусловно, значимой является история русско-польских культурных взаимоотношений межвоенного периода.

   Двадцатилетний период жизни русской эмиграции в Польше имел свои характерные особенности. Так, груз исторически сложных связей между странами во многом определил настороженное, а порой и враждебное отношение части польского общества к русским, которые ассоциировались в понимании поляка с царской Россией. В их антисоветских настроениях усматривалось желание воскресить прошлое, когда Польша была частью Российской империи.

   Подобное отношение было оправдано историческими причинами. С одной стороны, национальный гнет и политика русификации, проводимая царским правительством, не могли не отразиться на негативном отношении ко всему русскому. С другой, вместе с русским языком в Польшу пришла и великая русская литература, которую старшее поколение польской интеллигенции читало в оригинале. Некоторые получали образование в России, имели дружеские связи с русскими литераторами. Эти связи сохранились и после революции.

   Центрами русской культуры в межвоенное двадцатилетие стали Варшава, Львов, Ровно, Брест. Здесь в разные годы жили и продолжали свою писательскую и публицистическую деятельность такие видные русские литераторы и публицисты, как Д. Мережковский, З. Гиппиус, М. Арцыбашев, А. Амфитеатров, Б. Савинков и некоторые другие. Многие из этих имен являются достоянием не только русской, но и европейской культуры.

   Русская диаспора в Польше была не столь многочисленна, как в других странах Европы. Но, в отличие от европейских эмигрантских центров, русские литераторы в Польше имели тесные контакты с польской культурной средой. Этим во многом определяются специфика жизни русского зарубежья в этой стране.

   Следует также учитывать вопрос близкородственности наших культур, что не могло не отразиться на творчестве русских литераторов. Многие из них ехали в Польшу не случайно. У них сохранились творческие и дружеские связи с польской интеллигенцией еще с дореволюционных времен, здесь они хотели переждать лихие времена. Некоторые из них имели польские корни, имели на польской земле родственников и знакомых. Слава некоторых из писателей опередила их приезд в Польшу.

   В эти годы многие представители польской культурной элиты всячески поддерживали русских-эмигрантов, активно участвовали в различных культурных мероприятиях русских, читали и переводили наиболее известные произведения не только русской классической, но и советской литературы. Заметную роль в истории жизни русской культурной эмиграции сыграли такие видные представители польской творческой интеллигенции, как Т. Парницкий, В. Серашевский, М. Здзеховский, Ю. Чапский.

   Юзеф Чапский (1896–1993) – польский художник, писатель, публицист, общественный деятель, представитель известного аристократического рода, двоюродный брат Г. Чичерина. Получил хорошее образование, учился на юридическом факультете Санкт-Петербургского университета. Продолжил образование в Варшаве в Школе изящных искусств, а затем в Краковской Академии искусств. С 1917 по 1948 г. с перерывами служил в русской и польской армиях, участвовал в двух мировых войнах, но по своим взглядам был убежденным пацифистом. В 1942 в Ташкенте познакомился со многими русскими писателями, находившимися в эвакуации. С 1947 жил во Франции, где вместе с Ежи Гедройцем издавал литературно-политический журнал «Культура». В нем печатались в польском переводе произведения многих писателей-эмигрантов, статьи, посвященные вопросам культуры, русско-польских культурных связей.

   Юзеф Чапский – человек огромной эрудиции, наделенный множеством талантов. Последним великим европейцем называл Чапского Владимир Максимов, подчеркивая его незаурядность.

   Прежде всего он считал себя художником, занявшим свое особое место в ряду самых талантливых европейских живописцев ХХ в. Это живописное видение мира отразилось и на литературном творчестве Чапского: в его дневниках, статьях, очерках, воспоминаниях. Известный польский ученый профессор Б. Бялокозович называл Чапского «человеком интеллектуального и культурного польско-русско-европейского пограничья – в плохом и хорошем своей судьбой теснейшим образом был связан с Польшей, Россией и Францией. Возможно, поэтому русский мир он воспринимал и чувствовал не только со стороны польских обид, но во всей сложности и противоречивости конкретной действительности, во многом из крайностей сотканной» [Бялокозович 1994: 43].

   Особое место в судьбе Юзефа Чапского занимает многолетняя история дружбы со знаменитым литературным триумвиратом – Д. Мережковским, З. Гиппиус и Д. Философовым. Еще в дореволюционные годы он подружился с четой Мережковских, в конце 1920-х в Париже был постоянным посетителем их литературного салона «Зеленая лампа». Под влиянием этой пары произошло, как утверждал Чапский, формирование его духовного мира и литературных предпочтений. Юношеское увлечение философскими идеями Л. Толстого и В. Розанова было преодолено благодаря Д. Мережковскому, философским беседам в холодном Петрограде, в нетопленной квартире Мережковских в конце 1918 – начале 1919 г. Спустя много лет он вспоминал об этих встречах как о счастливых мгновениях своей жизни, интеллектуально плодотворных.

Как отмечал Чапский, положение его знакомых в это время было чрезвычайно сложным. Жизнь воспринималась, по утверждению З. Гиппиус, как «хаос, в котором немыслимо, невозможно разобраться» [Гиппиус 1991: 370]. В результате ими было принято непростое решение покинуть Россию и больше никогда сюда не возвращаться.

   В феврале 1920 г. Мережковским вместе с их секретарем В. Злобиным и давним другом Д. Философовым удалось нелегально перейти линию польского фронта. Какое-то время они находились в Минске, а затем уже переехали в Варшаву. Начался долгий период жизни вне России. Именно Чапский вместе с сестрой Марией оказывали этим людям всяческую поддержку. Ему удалось организовать цикл высокооплачиваемых лекций для Мережковского, на которые собиралась вся интеллектуальная элита Варшавы.

   Мережковский считал, что литературная эмиграция должна стать той духовной оппозицией, которая сохранит традиции и сможет возродить русскую культуру. В своих лекциях он обращался к творчеству Мицкевича, говорил о традициях польско-русской дружбы, нашедших отражение в произведениях и Мицкевича, и Пушкина. Всё это писатель соотносил со своей идеей крестового похода против большевиков [Мережковский 2001: 1–12]. Благодаря публичным выступлениям Мережковский «рассеял первоначальный холодок консервативно сдержанной польской интеллигенции к русскому патриотическому делу…» [Вендзягольский 1963: 168].

   Много лет спустя Чапский расскажет о пребывании знаменитой литературной пары в Варшаве: «Я вновь с ними подружился. У него тогда были невероятно пропольские выступления, он говорил в Варшаве о Мицкевиче и Пушкине… Мне кажется, что выступления были очень хорошие» [Czapski 1986: 196].

   Юзеф Чапский при помощи польского писателя Анджея Струга организовал в августе 1920 г. встречу Мережковского с Юзефом Пилсудским, главой польского государства. Об этом визите З. Гиппиус писала в своем дневнике: «Пилсудского Дмитрий Сергеевич видел, сидел у него час двадцать минут, и то сам ушел. Результаты интересные. Дм.С. даже увлекся им, пишет восторженную статью “Иосиф Пилсудский”, которая тотчас выйдет брошюрой и будет везде распространена» [Гиппиус 1990: 478]. Эссе «Юзеф Пилсудский» Мережковского было напечатано в газете «Свобода» в 1920 г.

   Несмотря на теплый прием, оказанный Мережковскому польской интеллигенцией, его положение было довольно сложным. З. Гиппиус отмечала неприкаянность мужа, его вынужденное бездействие и одиночество. Ожесточенность, непримиримость, неспособность идти на какие-либо компромиссы обусловили его изоляцию в эмигрантской среде. Остро переживал писатель факт подписания польско-советского перемирия в 1920 г. Его мечта, что Пилсудский завоюет Россию, не была осуществлена. «И вдруг Пилсудский заключил мир, – вспоминал Чапский. – Мережковский страшно обиделся на Пилсудского из-за того, что он изменил своей исторической миссии. Уехал и никогда уже в Польшу не вернулся» [Czapski 1986: 196].

   Сложные жизненные обстоятельства, а также охлаждение отношений с Философовым ускорили отъезд супружеской пары в Париж.

   О разладе внутри литературного триумвирата неоднократно вспоминал Чапский. Однако это никак не отразилось на его отношении к этим людям. О деятельном участии Чапского в их судьбе не раз вспоминала З. Гиппиус. Она представила этого молодого поляка как человека, воплотившего лучшие черты национального характера.

   Юзеф Чапский и его сестра Мария не теряли связей с Мережковскими и после их отъезда. Свой визит к ним в Париже в 1924 г. и свои впечатления от их парижской жизни Чапский описал в статье «У Дмитрия Мережковского» [Czapski 1924]. В ней он пытался сопоставить жизнь в эмиграции Мережковского и Мицкевича, делая вывод, что незначительная роль писателя в эмигрантской среде объясняется его изолированностью от современной жизни, полным погружением в свое творчество. Русский писатель в эмиграции, – утверждал Чапский, – сохранил верность своему призванию, а польский поэт отказался от поэзии ради участия в национально-освободительном движении. Свое восхищение знаменитым литератором он сохранил до конца жизни, хотя и считал, что не все его произведения выдержали проверки жизнью [Czapski 1990: 494].

   Яркой страницей судьбы Чапского стала и история его взаимоотношений с Философовым, тесный контакт с которым сохранился до самой смерти этого человека.

   Литературную судьбу Философова во многом определила дружба с Мережковским и З. Гиппиус. Среди современников он был известен как литературный критик и блестящий публицист.

   С первых дней своего пребывания в Польше Философов был вовлечен в политическую деятельность русской эмиграции, стал редактором газеты «Свобода», а несколько позже – «Меч» и «Молва». В течение двадцати лет на страницах этих изданий он помещал политические статьи и литературные исследования.

   Осенью 1920 г., после отъезда Мережковских в Париж, Философов фактически становится одним из лидеров русской эмиграции в Варшаве. Сам он не раз вспоминал об этом периоде активной политической деятельности, поглощавшей его целиком. При этом в быту он был человеком очень скромным, мало приспособленным к жизни.

   В этот момент добрые польские знакомые, Юзеф и Мария Чапские, пришли ему на помощь, всячески его поддерживая и помогая решать многочисленные бытовые проблемы. Чапские всегда относились к Философову с искренним уважением и теплотой. Чапский отмечал его огромную роль в культурной и политической жизни русской эмиграции. Ему импонировали врожденная интеллигентность Философова, скромность, тактичность в сочетании с упорством и целеустремленностью. «Он сыграл большую роль, – писал Чапский, – в нашей личной жизни, открывал нам горизонты мысли, руководил нами» [Czapski 1986: 71]. После смерти Б. Савинкова Философов становится самым видным и наиболее тесно связанным с Польшей представителем русской политической эмиграции, утверждал Чапский [Czapski 1968: 45], наблюдая за его исключительно активной и плодотворной деятельностью.

   Философов был дружен с М. Домбровской, С. Стемповским, знаком с Я. Ивашкевичем и З. Налковской, Ю. Тувимом. Безусловно, в общении с поляками ему помогало прекрасное владение польским языком.

Наблюдая за его работой в качестве издателя, редактора, журналиста, а также публициста и литературного критика, Чапский называет варшавский период жизни Философова самым важным в его судьбе и поистине героическим. «Отношения с нами, – отмечал Чапский, – были для Философова в определенном смысле, пожалуй, одной из возможных для него в то время отдушин. Он не просто отдавался работе, она его пожирала» [Czapski 1968: 57].

   В 1934–1936 гг. Философов проводил в своей квартире в Варшаве литературные вечера под названием «Домик в Коломне». На этих собраниях бывали многие русские литераторы-эмигранты, на них приглашались и деятели польской культуры. Секретарем клуба был поэт Л. Гомолицкий. (Несмотря на свое польское происхождение, в 1930-е гг. Гомолицкий считал себя русским поэтом. После войны он становится польским писателем, все его произведения написаны по-польски. Он сменил имя, стал Леоном.) В этих встречах принимали участие такие видные представители польской интеллигенции, как Тадеуш Бреза, Юзеф Чехович, Мария Домбровская, Болеслав Мичиньский, Юлиан Тувим, Станислав и Ежи Стемповские, Рафал Блют, Владислав Татаркевич. Деятельное участие в работе клуба приняли брат и сестра Чапские. Так, на первом собрании (3 ноября 1934 г.) Чапский прочитал доклад «Башня из слоновой кости и улица» (о взаимоотношениях художника и толпы).

   Литературные собрания, проводимые Философовым, как неоднократно утверждал польский публицист, литературный критик Ежи Стемповский, восполнили брешь в культурной жизни Варшавы [Stempowski 1935]. Он отмечал их высокий литературный уровень, разнообразие тематики выступлений. Информация об авторах и их сообщениях помещалась в эмигрантской газете «Меч».

Образ Дмитрия Философова продолжал существовать в польской литературе благодаря известной писательнице Марии Домбровской. Именно этот человек послужил прообразом героя ее романа «Приключения мыслящего человека» – Сергея Демидова [Dąbrowska 1970]. (Роман М. Домбровской «Приключения мыслящего человека» был начат в 1939, издан отдельной книгой только в 1970 г. В основе сюжета романа – судьба четырех поколений польской интеллигенции в межвоенные годы, а также в период войны и оккупации.)

   В 1939 г. был готов к изданию сборник статей Философова в переводе М. Домбровской, С. Стемповского и М. Чапской. Рукопись сборника, а также большая часть архива пропали во время войны. «Утрата политико-литературного наследия Философова тех лет, – сожалел Чапский, – является невосполнимой для культуры, а прежде всего для историков и исследователей русской эмигрантской литературы того времени и до сих пор не изученных и почти забытых польско-российских отношений того периода» [Czapski 1968: 57].

   Последний годы жизни Философов почти не занимался политической и публицистической деятельностью. Он поселился в санатории доктора Зофьи Добровольской под Варшавой, где умер в августе 1940 г. За больным заботливо ухаживала Мария Чапская.

   Чапские неоднократно бывали и на собраниях талантливой поэтической молодежи под названием «Литературное содружество» (1929–1938). Оно являлось наиболее представительной литературной группой русских поэтов в межвоенной Польше. Среди организаторов и идейных вдохновителей этого поэтического объединения был и Лев Гомолицкий. Одним из памятных событий стало собрание 12 декабря 1931 г., на котором был зачитан доклад Чапского о В. Розанове – об этом писателе он собирался написать книгу. На собраниях докладчики-поляки говорили о русских писателях, а стихи польских поэтов читали и поляки, и русские.

   Следует отметить, что на фоне критической разноголосицы тех лет – от признания и восхищения русской литературой и культурой до отрицания всего русского – голос таких представителей польской интеллигенции, как Юзеф Чапский, звучал особенно громко. «Даже враги любой России, будь она царской, советской или республиканской, даже они не могут не признавать величия и глубины русской литературы» [Чапский 1958: 25], – утверждал этот человек.

   В биографии Чапского переплелись судьбы художника и писателя-публициста, помогающего своей кисти пером. Он всегда отличался своей независимой позицией и объективностью в оценке происходящего. Прекрасное знание русской литературы и личные связи со многими выдающимися ее представителями сформировали его взгляды об общечеловеческой ценности русской литературы и культуры.

Бялокозович 1994 – Бялокозович Б. Д.С. Мережковский и А.М. Ремизов в восприятии и художественном сознании Юзефа Чапского // Przegląd Rusycystyczny. 1994. № 1–2. 

Гиппиус 1991 – Гиппиус З. Живые лица. Воспоминания. Тбилиси, 1991. 

Мережковский 2001 – Мережковский Д. Распятый народ. Польский мессианизм и Россия // Мережковский Д. Царство Антихриста. СПб., 2001. С. 1–12.

Вендзягольский 1963 – Вендзягольский К. Савинков // Новый журнал. 1963. № 72. С. 168.

Czapski 1986 – Czapski J. Dzienniki, wspomnienia, relacje. Kraków, 1986.

Гиппиус 1990 – Гиппиус З. Дмитрий Мережковский // Мережковский Д.С. 14 декабря. Гиппиус З. Дмитрий Мережковский. Роман. Воспоминания. М., 1990. 

Czapski 1924 – Czapski J. U Dymitra Mereżkowskiego (Paryż, listopad) // Czas. Kraków. 1924. № 275, 276.

Czapski 1990 – Czapski J. Sprzeczne widzenie: Rozanow-Mauriac // Czapski J. Czytając. Kraków, 1990. S. 494.

Czapski 1968 – Czapski J. Czy list Lenina? // Kultura. Paryż. 1968. № 6–7.

Stempowski 1935 – Stempowski J. Domek w Kołomnie // Wiadomości Literackie. 1935. № 2.

Dąbrowska 1970 – Dąbrowska M. Przygody człowieka myślącego. Warszawa, 1970.

Чапский 1958 – Чапский Ю. Национальность как исключительность // Культура. 1958. № 9.