Галич Александр (Гинзбург Александр Аркадьевич; 19.10.1918, Екатеринослав (Днепропетровск) – 15.12.1977, Париж) – поэт-певец, прозаик, драматург.

Литературную деятельность начинал как ученик поэта-романтика Э. Багрицкого. С 1935 г. учебу в Литературном институте совмещал с работой в Оперно-драматической студии К.С. Станиславского. В годы войны – организатор и участник Комсомольского фронтового театра. С 1945 г. становится автором ряда пьес («Вас вызывает Таймыр» (совм. с К. Исаковым), «Пароход зовут «Орленок»», «За час до рассвета» и др.), а также киносценариев.

В 1959 г., сознательно отказываясь от положения благополучного советского драматурга, Г. обращается к авторской песне, содержащей оппозиционное в отношении к официальной идеологии осмысление как современности, так и извечных проблем человеческого бытия. Изначально Г. исполнял свои стихи-песни под гитару для узкого круга людей, но после выступления в 1968 г. в Новосибирском Академгородке его творчество приобретает широкую известность в культурных кругах и становится объектом официальных преследований, что в 1971 г. привело к исключению Г. из творческих союзов и организаций, а в 1974 г. – к вынужденной эмиграции.

В основе художественного мира поэта-певца – значимое противопоставление личности, ее частной жизни, творческого потенциала агрессивной государственной системе. Соединяя жанрово-стилевые элементы городского романса, живую разговорную стихию с высокой поэтической традицией (библейский пласт, реминисценции из классической поэзии), Г. обращается к осмыслению трагической судьбы художника в тоталитарную эпоху («Памяти Б.Л. Пастернака», «Возвращение на Итаку», ««Кресты», или снова август»), к теме исторической, военной памяти («Ошибка», «Баллада о Вечном огне»), к участи репрессированных («Левый марш», «Облака», «История, проливающая свет на некоторые дипломатические тайны…»). Песенный текст нередко имеет у Г. «ролевой» характер: право вести повествование передается вполне самостоятельным по отношению к авторскому «я» персонажам.

В многогеройном и многоголосом песенном мире Г. выведена панорама характеров и типов, пестрых по своему социально-психологическому складу. В коллизиях частных судеб галичевских персонажей, запечатленных в их сказовом слове, отражаются грандиозные хитросплетения национального бытия – будь то «старый конармеец» («Рассказ старого конармейца»), представитель бюрократической номенклатуры («Истории из жизни Клима Петровича Коломийцева…») или даже сам вождь («Поэма о Сталине»).

В многоуровневой персонажной характерологии песен Галича в качестве одного из центральных выступает образ советского обывателя, от лица которого в ряде песен выстроено повествование. Данное социально-психологическое явление в произведениях Г. многообразно: чаще всего это представители простонародной среды, как, например, бывшие заключенные, советские рабочие, служащие и т. д.; но вместе с тем носителями обывательского сознания могут выступать и герои, имеющие немалый социальный статус, – как директор антикварного магазина («Баллада о том, как едва не сошел с ума директор антикварного магазина…») или «депутат горсовета» Клим Петрович Коломийцев. Художественная сверхзадача поэта-певца при изображении социальных характеров обозначенного ряда заключалась в исследовании глубин народного сознания; того, как – подчас в мифологизированном виде – восприняты этим сознанием официальные идеологические схемы и реалии повседневного бытия. В обывательской психологии и порожденной ею «вторичной» мифологии о советской жизни Г. важно отыскать как признаки духовного увечья, несвободы, так и парадоксальное, часто инстинктивное противопоставление душевной икренности, выхолощенных из социальной действительности ценностей общечеловеческого порядка – клишированному тоталитарному дискурсу.

Художественное осмысление внутреннего мира советского обывателя и свойств определяющей его психологию социальной действительности часто имеет в песенной поэзии Галича новеллистичную основу, предполагающую «сценичное» изображение коллизий повседневности, ее конфликтных узлов, раскрываемых поэтом в синтезе реалистически-конкретных и условно-фантастических форм. Выделяются три уровня существования обывателя в галичевских песнях: семейно-бытовой («Красный треугольник…», «История, проливающая свет…», «Жуткая история, которую я услышал в привокзальном шалмане»), общественный («Отрывок из репортажа…», цикл о Коломийцеве),  уровень истории («Рассказ старого конармейца», «Поэма о Сталине»).

Песня «Красный треугольник, или товарищ Парамонова» (1964), написанная, по выражению автора, «от лица идиота», уже в заглавном цветовом эпитете содержит пародию на атрибуты официоза. Предметом изображения выступает здесь сфера личной жизни героя, его семейная драма, вызванная мимолетным увлечением на стороне и обрисованная в трагикомическом, откровенном сказовом повествовании («вот стою я перед вами, словно голенький…»). В это повествование «встраиваются» речи и «тети Паши» об «аморалке», и жены героя – партийной чиновницы Парамоновой, чьи речевые жесты переданы сквозными, комически окрашенными психологическими ремарками («вся стала черная», «как увидела меня, вся стала красная» и т. д.). В духе времени частная жизнь персонажей становится предметом партийного обсуждения, невыдуманные коллизии семейных отношений переводятся на язык официозных клише, что проявилось, в частности, в обилии советизмов в репликах героев: «залепили строгача с занесением», «за советскую семью образцовую».

В плане художественного постижения обывательского сознания примечательна повествовательная манера рассказчика. За видимой «идиотической» наивностью в восприятии власти Системы, за попыткой «робко» следовать фарсовой логике, навязываемой уже разлагающейся тоталитарной действительностью («И на жалость я их брал да испытывал, // И бумажку, что я псих, им зачитывал»), скрыто жало тонкой, язвительнейшей усмешки над абсурдностью происходящего. Особенно значимы в этом смысле имплицитное пародирование ходульных советских формул, приводимых для «самооправдания» («И в моральном, говорю, моем облике // Есть растленное влияние Запада»), двуплановое – на грани «серьезности» и решительного осмеяния – изображение фарсовой драматургии партийного судилища, посредством чего Галич-художник раскрывается как оригинальный мастер комического эпизода. В композиционном и интонационном строе песни, в передаче психологии героя особенно велика роль рефренов. В авторском песенном исполнении они выдержаны в интонации задумчивой отрешенности от несвободной повседневности, грустной, даже философической иронии над ней. Здесь голос рассказчика, внутренне возвышающегося над описываемым событийным рядом, приближается к голосу авторскому («Ой-ёй-ёй, // Ну прямо – ой-ёй-ёй!»), и тем самым в противоречивых переплетениях обывательского мироощущения нащупываются симптомы отторжения им идеологического диктата.

Широко представлена у Г. и собственно интимная лирика, сопряженная, как правило, с памятью о детстве, осознаваемой как залог просветления лирического «я» («Песня, посвященная моей матери», «Песня про велосипед», «Разговор с музой»). Сам процесс обретения этой памяти оказывается для галичевского героя весьма напряженным, ибо к ней, как к «свече в потемках», он прорывается сквозь лживую действительность «жизни глупой и бестолковой». Возвращенный памятью заряд «детской» непосредственности придает барду-сатирику энергию в создании гротескного образа советской современности.

В жанровом плане характерны все более интенсивные художественные поиски Г. в сфере крупных поэтических форм: поэтические циклы «Литераторские мостки», «Истории из жизни Клима Петровича Коломийцева…», поэма-реквием «Кадиш», историко-философская поэма «Размышления о бегунах на длинные дистанции (Поэма о Сталине)».

Соч.:  Соч.: В 2 т. М., 1999; Облака плывут, облака. М., 1999.

Лит.: Новиков Вл.И. Александр Галич // Авторская песня. М., 2002. С. 121–181;  Галич: Проблемы поэтики и текстологии. М., 2001; Галич: Новые статьи и материалы. М., 2003; Ничипоров И.Б. «Песня об Отчем Доме». Александр Галич // Ничипоров И.Б. Авторская песня в русской поэзии 1950–1970-х гг.: творческие индивидуальности, жанрово-стилевые поиски, литературные связи. М., 2006. С. 336–367.