Зарудин Николай Николаевич (1(13)10. 1899, Пятигорск – 1937), поэт, прозаик, очеркист,
активный участник литературного процесса 1920–1930-х гг.

Родился в в семье горного инженера (отец, Н. Э. Эйхельман, из русских немцев, в 1914 сменил фамилию на «Зарудин»). В 1917 г. З. окончил гимназию в Нижнем Новгороде. В годы гражданской войны был в Красной Армии. Сторонник (точнее – поклонник), как и другие комсомольские поэты 1920-х гг. (М. Светлов, А. Безыменский), Л. Д. Троцкого, главным образом его идеи «Мировой революции». После демобилизации работал в газетах Смоленска («Рабочий путь и др.), был одним из организаторов смоленского поэтического объединения «Арена». Первая книга стихов «Снег вишенный», носивших, в основном, подражательный характер, опубликована в Смоленске (1923). Была анонсирована и вторая книга стихов – «Радость», которая должна была выйти в том же издательстве «Арена».

В 1924 г., при содействии А. К. Воронского, З. переезжает в Москву, вступает в курируемую Воронским группу «Перевал». До постановления ЦК ВКП(б) «О перестройке литературно-художественных организаций» 23 апреля 1932 г., когда «Перевал» был вынужден (одним из последних) заявить о самороспуске, З. возглавляет Московский и Центральный совет Содружества.

Литературная позиция З. тех лет сформулирована им в статье «Музей восковых фигур» («Перевал». Сб. № 4. 1926). З. говорил о важнейших условиях работы писателя: «культурной базе – оформленной читательской массе, которая влияет на писателя», и «художественно-культурной среде – втором “воздухе” для писателя, где он мог бы развиваться». Формирование читательской и литературной среды, способной воспринять художественное слово и новую литературу, было важной частью литературной политики А. Воронского и «Перевала».

Статья З. направлена не только против повести «Комиссары» Ю. Либединского (Ю. Либединский и А. Безыменский были для перевальцев типичными примерами писателей «головной» мысли), но и против всего «пролетарского цеха», создающего галереи восковых фигур. Выступая против схематизма, З. провозглашает актуальный и сегодня лозунг «художественной правды»: «Пусть будет меньше похвал, пусть будет жестче правда, пусть будет изгнан этот пошловатый кадильный дым, провозвестник литературного карьеризма».

В 1928 г. выходит вторая книга стихов «Полем-юностью», где З. предстает уже как вполне самобытный мастер, прежде всего пейзажной лирики («Прилет вальдшнепов», «На волжских горах» и др.). Книгу открывает творческий манифест З. – «И снова подснежники» – стихотворение с демонстративно «природным», не революционным  и не злободневным названием:

Родная, смелее! Только запета
   Новая песнь. Чтоб не было лжи,
   К старинной птице чужого поэта
   Милую свежесть щек приложи.

Чтоб познать ее по иному,
   Чтоб – и нам, на зов темноты,
   На листьях сухих, как графу Толстому,
   Чувством жизни – синели цветы!

Новая песня нового поэта зазвучала в новом мире, но залог правдивости этой песни («чтоб не было лжи») – прошлое, природа, русская поэзия, охота. Литературные поколения, по мнению З.,  связывает общее – природа и чувство жизни. Характерно, что в 1928 г. З. апеллирует не к Л. Толстому (учиться у которого, в частности, предлагала ВОАПП на I-м Всесоюзном съезде пролетарских писателей в 1928 г.) а, скорее всего, к А. К. Толстому, не только увлекавшемуся охотой, но создавшему галерею лирических пейзажей родной природы. Апелляция к «неактуальным» поэтам вообще характерна для З.: в его прозе часты цитаты из А. Фета, Е. Баратынского, А. Блока, из У. Уитмена.

Образ подснежника, расцветшего на поле боя («Мой цветок»), можно считать и символом поколения З., и символом романтического видения мира.

Это – кровью алой смыта,
   Это – синий цвет тая,
   Из под конского копыта
   Светит молодость моя.

Для них, «ровесников революции», воспоминания о боевой молодости были во многом важнее сегодняшнего дня, это был своеобразный камертон чистоты убеждений (см. повесть И. Катаева «Сердце»). Не случайно за недолгие годы расцвета нэпа, воспринимавшегося многими как отказ от идеалов революции (А. Воронский говорил о «линянии революционных чувств»), была создана целая галерея «лишних людей» революции от «охломонов» Б. Пильняка до «падшего ангела» Мити Векшина Л. Леонова.

Художественный манифест раннего З. – стихотворение «Творчество», где поэтическое творчество, в отличие от «добычи радия» В. Маяковского, приравнивается к древнему труду бондаря. Основа поэзии – сплав мысли и чувства:

А я – поэт…. И мне ль теперь не думать,
   Как бы рубанком сердце обстрогать –
   Притон – и щебета, и радостного шума,
   И безрассудства – липовую рать.

Ворваться острою пилою мысли,
   Пилить, строгать, в усталости стихать,
   Чтоб закрепить все имена и числа
   Железным обручем сурового стиха.

С конца 1920-х годов З. окончательно переходит к прозе, хотя первый рассказ «Колчак и Фельпос», написанный под сильным влиянием «Конармии» И. Бабеля, был написан в еще 1925 г. Если говорить о творческой мастерской писателя, то вполне очевидно, что почти каждому значимому прозаическому произведению предшествовали своеобразные поэтические этюды, своеобразные лирические камертоны, по которым впоследствии формировался строй лирической прозы З.: «Поросенок» – повести «Закон яблока»; «Наедине с морем» – роману «Тридцать ночей на винограднике» и т. д.

В рассказах и повестях этих лет  говорится о непрерывности истории, о единстве мира («Древность»). В прозе З., как и в прозе других ведущих прозаиков «Перевала», любовь выступает как жизнеутверждающая сила, а ее физической стороне не уделяется никакого внимания. По мнению З., любовь не бывает «без черемухи» («Ночная сирень»). Это был ответ писателя на модные тогда, скандально популярные повести о «проблеме пола» – П. Романов «Без черемухи», Л. Гумилевский «Собачий переулок», С. Малашкин «Луна с правой стороны или необыкновенная любовь» и др., – в которых авторы, по словам известного критика, идеолога «Кузницы» Георгия Якубовского, стремились «вкусить от бурных родников современности». На самом же деле эти произведения вполне объективно отражали комсомольский быт второй половины 1920-х гг., доведенную до абсурда идею женской эмансипации, превратно понятую свободу от прежней морали (см., например, забытый роман Леонида Грабаря «Коммуна восьми» (1927).

В прозе З. этих лет воплощается художественный принцип писателя идти «от факта ко всеобщему смыслу», поиск гармонии социального и природного в человеке («Закон яблока»). В диалогах героев-символов программного романа «Тридцать ночей на винограднике» ставится важная для всего «Перевала» утопичная проблема гармонии революции и гуманизма. Лирик и Поджигатель ведут споры о сущности человека в новом мире, о будущем мире. По мнению Лирика, этот мир не должен быть казармой.

В начале 1930-х годов, после разгрома «Перевала» официальной критикой, З., как и другие перевальцы, активно работает в журнале М. Горького «Наши достижения», много ездит по стране, создает лирико-философские очерки. Эти очерки предвосхитили появление лирической прозы В. Солоухина, Ю. Казакова и др. Последняя прижизненная публикация – повесть «В народном лесу» (1936), в которой представлена русская деревня на переломном этапе, в период насильственной коллективизации.

З. был репрессирован, расстрелян. Известно, что среди конфискованных при аресте рукописей был роман «Нас было много на челне».

Посмертно реабилитирован 07.07.1956 г.