Начало столетия

Третьей – после Петербурга и Москвы – столицей русской культурной жизни Париж стал задолго до революции 1917 г., круто изменившей и во многом перечеркнувшей эту жизнь. «Париж всегда был в моде у русских» [1], – писал в своих воспоминаниях поэт и критик Серебряного века А. Биск, пытаясь объяснить, почему даже в те «вегетарианские» времена, когда вынужденная эмиграция из нашей страны была явлением пусть не совсем уж экзотичным, но никак не массовым, русская колония в Париже насчитывала десятки тысяч человек. И что это была за колония! Одержимая творчеством полунищая артистическая молодежь, жаждавшая обрести в музеях, мастерских и кафе всеевропейской художественной Мекки рычаг, при помощи которого можно перевернуть мир старого искусства и старой эстетики. Зрелые мастера, искавшие здесь, подобно В. Иванову и Д. Мережковскому, новой пищи для ума и вдохновения. Революционно настроенная и просто фрондерствующая публика, пережидавшая грозу «реакции» 1906–1908 гг. Меценаты и коллекционеры, политики и философы, антрепренеры и издатели. Поэты, художники, музыканты, артисты, многим из которых суждено было стать подлинными звездами не только отечественного, но и мирового искусства XX столетия.

Прочнее и органичнее других в культурное пространство французской столицы довоенной эпохи вросли российские художники – представители модернистских и авангардных течений и начинающие мастера, занятые поисками путей самоопределения. Количество этих последних было столь велико, что в 1908 г. в Париже открылась первая Русская академия, основанная ученицей А. Матисса М. Васильевой и ставшая центром притяжения для всей артистической диаспоры (в академии, помимо прочего, регулярно проходили лекции и диспуты, а в годы войны работала благотворительная столовая). С середины 1900-х на улице Буассонад в ателье известной художницы-графика Е. Кругликовой, автора серии силуэтных портретов деятелей Серебряного века, по четвергам собиралась русская и французская богема, устраивались костюмированные вечера, читали свои стихи литературные знаменитости, в частности кумир тогдашней молодежи К. Бальмонт. Среди тех, кто подолгу жил, работал и активно выставлялся во Франции в 1910-е гг., – один из ведущих художников «Мира искусства» и дягилевской антрепризы Л. Бакст; лидеры и теоретики футуризма, примитивизма и «лучизма» в живописи Н. Гончарова и М. Ларионов; участница всех первых акций русских авангардистов А. Экстер; примыкавший в юности к французским кубистам М. Шагал; А. Архипенко, первым применивший принципы кубизма в скульптуре, а впоследствии создавший собственную теорию «скульптуро-живописи»; прославленный «русский Роден» С. Эрьзя. Многие, например живописцы М. Кикоин, П. Кремень, Н. Тархов, Х. Сутин, А. Федер, скульпторы О. Мещанинов, Х. Орлова, С. Судьбинин, О. Цадкин и др., приехав осваивать азы мастерства, связывали судьбу и карьеру с Парижем и оседали здесь навсегда.

Для абсолютного большинства из них – за исключением, пожалуй, лишь Л. Бакста, оскорбленного запретом жить в российских столицах (после развода он вернулся в иудаизм), и М. Ларионова, контуженного на фронте и желавшего избежать вторичного призыва в действующую армию, – пребывание за границей не было вынужденным. Речь шла о получении художественного образования, об освоении новых тенденций европейской эстетической мысли, о приобщении к тому культурному движению, центр которого в начале XX в. был сосредоточен именно во Франции. Впрочем, русские художники далеко не всегда выступали в Европе в роли учеников и неофитов. Нередко, не в последнюю очередь благодаря участию в знаменитых парижских салонах – Осеннем, Независимых, Тюильри, им удавалось завоевать репутацию признанных мэтров.

Уже не отдельные имена, а целую плеяду замечательных мастеров во всех областях художественной деятельности представили во Франции дягилевские «Русские сезоны». История их восходит к 1906 г., когда С. Дягилев занялся подготовкой грандиозной «Русской художественной выставки» в парижском Осеннем салоне. Ее успех заставил устроителя задуматься о возможности проведения более широких мероприятий, которые знакомили бы европейскую публику с русским искусством в целом. Так возникла идея «Русских исторических концертов», прошедших в 1907 г.; программа, составленная из шедевров отечественной музыки XIX – начала XX в., и великолепное исполнение обеспечили концертам настоящий триумф и дали импульс мировой славе Ф. Шаляпина. В 1908 г. Париж увидел «Бориса Годунова» М. Мусоргского с тем же Шаляпиным в заглавной роли, а в 1909 состоялся первый оперно-балетный сезон. Спектакли, привезенные Дягилевым, – с лучшими солистами и в декорациях известных художников – стали откровением для парижан. С этого момента и вплоть до начала Первой мировой войны «Русские сезоны» шли ежегодно с неизменным успехом.

Возможно, не столь яркой, но все же достаточно насыщенной была и литературная жизнь «русской колонии» в Париже. В 1906–1908 гг. в своей квартире на рю Теофиль Готье по субботам принимали Мережковские (точнее, триумвират З. Гиппиус – Д. Мережковский – Д. Философов). Как и в Петербурге, на их вечерах велись религиозно-философские, политические и литературные споры, читались стихи, живо обсуждались книжно-журнальные новинки, главным образом российские. Частыми гостями этих собраний были поэты К. Бальмонт и Н. Минский, эмигрировавшие после революции 1905 г. (оба опасались политических репрессий: Минский – за сотрудничество в марксистской газете «Новая жизнь», Бальмонт – за фрондерское стихотворение «Кинжал»). Посещали салон Мережковских М. Волошин, в течение нескольких лет изучавший в Париже живопись и французскую культуру, философ Н. Бердяев и поэт А. Белый, приезжавшие из России на короткий срок, и «настоящие» политические эмигранты – эсеры И. Бунаков (Фондаминский) и Б. Савинков.

Однако диспутами в литературных и политических салонах деятельность русской писательской колонии в довоенном Париже не ограничивалась. С 1910 г. работало русское издательство «Я. Поволоцкий и Ко», до революции 1917 г. имевшее свои представительства в Москве и Петербурге. Выпускались газеты «Голос» (1914–1915), «Начало» (1916–1917), «Наше слово» (1915–1916), «Россия и свобода» (1915); «Общее дело» (1908–1909) и «Будущее» (1911–1914) В. Бурцева; «политический и литературный» журнал А. Амфитеатрова «Красное знамя» (1906), в котором, в частности, печатались запрещенные к распространению в России «Песни мстителя» К. Бальмонта. В Париже, «этой второй Александрии утонченности» [2], выходил созданный Н. Гумилевым в содружестве с художниками А. Божеряновым и М. Фармаковским «двухнедельный журнал литературы и искусства» «Сириус» (1907), где, кроме произведений самого Гумилева и жившего в то время во Франции Биска, были впервые опубликованы стихи А. Горенко, будущей Ахматовой.
Париж – столица русского зарубежья 1920–1930-х гг.

После революции 1917 г. ситуация кардинально изменилась. Русские писатели и художники, оказавшиеся в этот период за границей, были уже не «вольными странниками», жаждущими новых эстетических впечатлений, а беженцами, надолго (как потом выяснилось, навсегда) выброшенными из своего мира, лишенными родины и привычных опор в жизни. Их социальный статус, материальное положение и дальнейшие перспективы выглядели зыбкими и неясными, если не сказать плачевными.

Принципиально новыми, невиданными в европейской истории были и масштабы эмиграции: счет шел на сотни тысяч. Только Франция к 1922 г. приняла около 75000 русских беженцев; к 1930, по усредненным оценкам, основанным на данных Красного Креста и Лиги Наций, эта цифра возросла до 175000, чтобы еще через несколько лет, в связи с особенностями демографического состава и условиями жизни диаспоры, упасть до 110000 [3].

Политической столицей этой призрачной страны – «России вне России» – практически с самого начала стал Париж. Именно здесь нашли приют виднейшие деятели Временного правительства, представители всех партий и общественных движений 1900–1910-х гг., оказавшихся в оппозиции к победившему большевизму (от монархистов до социалистов-революционеров и меньшевиков), известные юристы, экономисты, историки, публицисты, крупные промышленники и успешные издатели. Среди тех, кто определял политическое лицо русского Парижа 1920-х, – лидер правых эсеров, бывший председатель исполкома Всероссийского совета крестьянских депутатов, министр внутренних дел в коалиционном Временном правительстве, глава разогнанной А. Колчаком Уфимской директории, царский ссыльный и дважды эмигрант Н. Авксентьев; член ЦК партии кадетов, депутат 1-й Государственной думы М. Винавер; промышленник А. Гукасов, в 1926 ставший во главе Российского центрального объединения; кадет, депутат 4-й Государственной думы И. Демидов; член ЦК партии эсеров В. Зензинов; председатель 4-й Государственной думы, в 1917 г. министр юстиции, военный и морской министр, министр-председатель Временного правительства А. Керенский; текстильный фабрикант, прогрессист, депутат 4-й Государственной думы, министр торговли и промышленности первого и третьего составов Временного правительства А. Коновалов; блестящий адвокат, кадет, депутат 2-й, 3-й и 4-й Государственной думы В. Маклаков, в 1917 отправленный послом во Францию и тут же смещенный приказом Л. Троцкого; бывший член ЦК партии трудовиков историк С. Мельгунов; председатель Конституционно-демократической партии, бывший министр иностранных дел Временного правительства П. Милюков; меньшевик, член редколлегии ленинской «Искры» А. Потресов; бывший московский городской голова и лидер фракции эсеров в Учредительном собрании В. В. Руднев; эсер-террорист и писатель Б. Савинков (В. Ропшин), в 1924 г. нелегально вернувшийся в СССР и там погибший; кадет, депутат 2-й Государственной думы, редактор петербургского журнала «Русская мысль», экономист, историк и философ П. Струве; член ЦК партии эсеров В. Сухомлин; эсер, бывший товарищ председателя исполкома Всероссийского совета крестьянских депутатов И. Бунаков (Фондаминский); ветеран освободительного движения в России Н. Чайковский, в годы войны входивший в число руководителей Земгора; бывший начальник управления внутренних дел Особого совещания при А. И. Деникине Н. Чебышев и мн. др.

В эмиграции кадетами и частью эсеров была предпринята попытка преодолеть межпартийные разногласия и консолидировать на основе общедемократических идей те силы, которые могли бы вести борьбу с большевизмом. Так возникли Совет общественных организаций, призванный примирить между собой всех представителей левого крыла политического спектра русского зарубежья (председатель А. Коновалов), Исполнительная комиссия совещания эсеров и кадетов (председатель Н. Авксентьев), леволиберальное Республиканско-демократическое объединение с П. Милюковым во главе (центральным органом этого объединения стала газета «Последние новости», самое читаемое русское издание во Франции, в 1930-е выходившее совершенно невероятным для эмиграции тиражом в 30–35 тысяч экземпляров) и противостоявший ему Русский национальный комитет (председатель Ю. Семенов, в 1927 г. сменивший П. Струве на посту редактора резко «поправевшего» «Возрождения»).

Монархическую идею «в чистом виде» наиболее последовательно отстаивали Союз русских дворян и Российский имперский союз, имевшие собственные печатные органы (журналы «Вестник Союза русских дворян», «Воскресенье», «Имперский клич», «Общий путь»), которым, однако, в силу узкопартийности не удалось завоевать читательскую аудиторию.

Организационная и издательско-пропагандистская деятельность новых политических движений, сложившихся уже за рубежом (речь идет о сменовеховцах, евразийцах, младороссах и отколовшихся от них монархистах-легитимистах), также разворачивалась преимущественно во Франции. Именно здесь участники нашумевшего сборника «Смена вех» (Прага, 1921) – бывшие петербургские профессора и бывшие кадеты Ю. Ключников, Н. Устрялов, С. Лукьянов и др. – в 1921–1922 гг. выпустили двадцать номеров одноименного журнала, на страницах которого попытались развить свой основной тезис о внутреннем перерождении советской власти, позволяющем искать пути к сотрудничеству с большевиками. Историософская и социально-политическая доктрина другого достаточно влиятельного в 1920-е гг. течения, в упрощенном виде сводившаяся к утверждению не европейской и не азиатской, а евразийской сущности «российского мира» и впервые представленная в софийском сборнике «Исход к Востоку» (1921), во Франции усиленно пропагандировалась на «Евразийских семинарах» (ими руководил философ Л. Карсавин), в выходившем под редакцией П. Савицкого журнале «Евразийская хроника» (Париж, 1925–1937), в «еженедельнике по вопросам культуры и политики» «Евразия» (Кламар, 1928–1929), где печатался, в частности, литературный критик Д. Святополк-Мирский, а также на страницах журнала литературы, культуры и общественной мысли «Версты» (Париж, 1926–1928), выходившего один раз в год под редакцией Д. Святополк-Мирского, П. Сувчинского и С. Эфрона и «при ближайшем участии» А. Ремизова, М. Цветаевой и Л. Шестова. Откровенно агитационный характер носили публикации в парижских изданиях Союза младороссов («Бодрость!», «Оповещение Союза младороссов», «Младоросс»), адресованные главным образом «русским мальчикам» – младшему поколению эмиграции первой волны.

В Париже базировались и штаб-квартиры крупнейших общественных организаций, взявших на себя решение юридических и отчасти материальных проблем беженцев, вопросов здравоохранения и образования: Конференции российских послов, возглавляемой В. Маклаковым (после дипломатического признания СССР странами Запада и роспуска старых российских посольств, функционировавших до этого момента, она была преобразована в Бюро по защите русских беженцев – или Русское бюро – с такими же функциями, но гораздо меньшими возможностями и полномочиями), Российского общества защиты Лиги Наций, российского Красного креста и восстановленного после 1918 г. Земгора (Союза земств и городов). Функционировали Торгово-промышленный и Финансовый союзы, профессиональные союзы адвокатов, врачей, инженеров и т. д. Создавались также объединения, ставившие перед собой задачи духовно-религиозного и культурного плана: Русское студенческое христианское движение, «Православное дело», Общество охранения русских культурных ценностей.

Достаточно заметное место в картине жизни диаспоры занимали военные организации, в первую очередь основанный генералом П. Врангелем Русский общевоинский союз. О том, насколько серьезной силой считали его большевики, говорит трагическая судьба преемников Врангеля на посту председателя РВС – генералов А. Кутепова и Е. Миллера (оба были похищены агентами ОГПУ – Кутепов в 1930, Миллер в 1937 г., – и оба погибли). Более «локальные» задачи решали Зарубежный союз русских военных инвалидов, Русский национальный союз участников войны и ряд других.

Среди учебных заведений, созданных во Франции русскими эмигрантами и не только давших детям беженцев возможность получить достойное образование, но и принесших в Европу отечественные университетские традиции и опыт блестящих профессоров, – Русский народный университет, председателем правления которого был основоположник нейроиммунологии зоолог С. Метальников; возглавляемый С. Булгаковым Богословский институт св. Сергия, где работали крупнейшие наши ученые и философы – от Н. Бердяева до Г. Флоровского; Русский коммерческий институт, Русский высший технический институт, Русская консерватория и созданные генералом Н. Головиным Зарубежные высшие военно-научные курсы.

Во французских научных и образовательных структурах русские ученые и педагоги также играли не последнюю роль. С. Метальников руководил лабораторией в знаменитом Институте Пастера, социолог и правовед Г. Гурвич и юрист Б. Нольде преподавали в Сорбонне.

В середине 1920-х гг. в силу ряда обстоятельств, в частности из-за изменения политической и экономической ситуации в Германии, к Парижу перешла и роль важнейшего центра культурной и литературной жизни диаспоры, первоначально, без сомнения, принадлежавшая Берлину.

Легче других освоиться в новых условиях существования было, пожалуй, художникам – и в силу универсальности языка изобразительного искусства, и в силу того, что многие наши мастера уже имели к тому времени и европейски известные имена, и опыт работы за границей. Так, одним из самых востребованных во Франции сценографов стал оказавшийся в эмиграции в 1926 г. лидер и теоретик «Мира искусства» А. Бенуа. Он не только оформил десятки постановок русских балетных антреприз («Спящая красавица» и «Лебединое озеро» П. Чайковского, «Жизель» А. Адана, «Диана де Пуатье» М. Равеля, «Поцелуй феи» И. Стравинского и мн. др.), но активно сотрудничал с парижскими театрами Комеди Франсез, Гранд Опера, Опера Комик. Балет И. Стравинского «Петрушка» в сценографии Бенуа с огромным успехом прошел по всей Европе – от Парижа и Монте-Карло до Копенгагена и Лондона. Для французских театров работал в 1920-е гг. и Л. Бакст. Балетные и оперные спектакли русских трупп оформляли Н. Гончарова и М. Ларионов, И. Билибин и К. Коровин. Для сцены, а потом и для кино работал Ю. Анненков, в эмиграции дебютировавший и как писатель (под псевдонимом Б. Темирязев). Главным образом станковой живописью продолжали заниматься мирискусники К. Сомов и З. Серебрякова, автор знаменитых «Баб» Ф. Малявин и авангардист И. Пуни, в 1920-е гг. пришедший к импрессионизму.

Что касается представителей более молодого поколения, то часть из них примыкала к так называемой «парижской школе», объединявшей в основном мастеров иностранного происхождения во главе с итальянцем А. Модильяни и выходцами из России Х. Сутином, которого, по свидетельству современников, К. Коровин относил к числу «пяти-шести лучших художников мира», и М. Шагалом, чьи персональные экспозиции в 1920–1930-е гг. с неизменным успехом устраивались в Европе и США; часть приобрела известность благодаря громким авангардным акциям, таким, как, например, выставка группы «Удар» (А. Арапов, А. Ланской, К. Терешкович, А. Федер и др.). Яркая карьера П. Челищева сложилась благодаря знакомству с Гертрудой Стайн, купившей в 1925 г. в Осеннем салоне сразу несколько его натюрмортов, и с К. Бераром, благодаря которому Челищев начал участвовать в экспозициях группы французских неоромантиков. Конструктивистские и абстрактные композиции Н. Певзнера, еще в 1920 г. вместе с братом Н. Габо опубликовавшего в Москве первый манифест конструктивизма, а в 1926 на пару с ним же устроившего в парижской галерее Персье выставку «Русские конструктивисты», принесли ему мировую славу и сделали признанным лидером нового направления в декоративной скульптуре. В 1932 г. Певзнер стал одним из создателей международного объединения «Абстракция – Созидание», после войны вошел в комитет салона Новых реальностей, а затем и возглавил его.

Невозможно переоценить вклад деятелей русского драматического, оперного и в особенности балетного театра в развитие европейского сценического искусства. Русские балетные спектакли произвели в Париже фурор еще в довоенную пору. В дальнейшем постоянные антрепризы С. Дягилева (1911–1929), А. Павловой (1910–1931), И. Рубинштейн (1929–1935), В. де Базиля (1936–1947) и др. не уступили завоеванных позиций и в течение десятилетий оставались законодателями мод в этом сценическом «жанре». С ними сотрудничали артисты и постановщики Дж. Баланчин, Т. Карсавина, С. Лифарь, Л. Мясин, Б. Нижинская, В. Нижинский, М. Фокин и мн. др., а также выдающиеся русские и французские художники, композиторы и либреттисты.

Во Франции работали знаменитые на родине российские драматические актеры и театральные режиссеры. Занимался реализацией своих новаторских идей – «тотальной театральности», «театра для себя» – Н. Евреинов. На парижскую почву он перенес опыт петербургского театра миниатюр «Кривое зеркало» и артистического кабаре «Бродячая собака», создав в начале 1930-х гг. труппу «Бродячие комедианты». В 1930–1931 гг. попытку организовать свой театр в Париже предпринял великий артист М. Чехов, разработавший собственную методику совершенствования актерской техники. Сотрудничала с ними, а в 1927 г. сама основала русский театр актриса Е. Рощина-Инсарова, сестра прославленной в советской России В. Пашенной. Режиссер и театральный критик Ю. Сазонова-Слонимская с середины 1920-х гг. руководила в Париже Театром марионеток.

Триумфальными были успехи русских музыкальных деятелей. На давно завоеванном пьедестале закрепился Ф. Шаляпин, в годы эмиграции не только выступавший как камерный и оперный певец, но пробовавший свои силы в качестве режиссера оперных спектаклей, мемуариста, киноактера, живописца и даже скульптора. Вообще, вечера русских исполнителей и дирижеров – от С. Кусевицкого с его строгими «Симфоническими концертами» и Н. Афонского с Митрополичьим хором духовной музыки до камерной певицы Н. Плевицкой – вызывали у французской публики неизменный интерес.

С Парижем связан и необыкновенный взлет композиторской карьеры И. Стравинского. Французская столица, не покорившаяся ему с первой попытки (в 1913 г. «Весна священная», показанная дягилевской труппой в хореографии начинающего балетмейстера В. Нижинского, была встречена в штыки), в пору эмиграции увидела в Стравинском выдающегося композитора-новатора, реализовавшего собственную эстетическую теорию и достигшего в своих произведениях для сцены – как ранних, так и впервые поставленных в 1920-е гг. («Байка про лису, кота, петуха да барана», «Пульчинелла», «Свадебка», «Поцелуй феи», «Аполлон Мусагет») – синтеза новейших музыкальных достижений и фольклорных традиций, утонченных композиций и лубочной, балаганной культуры.

Продолжил свою деятельность во Франции композитор Н. Черепнин, чьим первым триумфом был балет «Павильон Армиды», поставленный еще в 1907 г. в декорациях А. Бенуа. Один из основателей и директор (1925) Русской консерватории в Париже, Черепнин гастролировал по всему миру, выступая в качестве дирижера. Ему принадлежат написанная на сюжет Ф. Сологуба опера «Ванька-Ключник» (1932), оркестровые произведения, фортепианные пьесы, романсы.

До возвращения в СССР (1933) реформированием музыкального театра в сотрудничестве с С. Дягилевым занимался С. Прокофьев. Для дягилевской антрепризы он написал музыку к балетам «Сказка про шута, семерых шутов перешутившего», «Стальной скок» и «Блудный сын», пользовавшихся огромным успехом. Не менее значимым явлением в музыкальной жизни стали его оперы, в том числе «Огненный ангел» на сюжет одноименного романа В. Брюсова.
Как талантливый композитор, педагог и яркий музыкальный критик заявил о себе в эмиграции Н. Набоков, двоюродный брат В. Набокова, сочинивший музыку к балету-оратории «Ода» (по М. Ломоносову), поставленному дягилевской труппой в хореографии Л. Мясина.

О том, насколько велик был авторитет русского музыкально-театрального искусства в Париже, говорит тот факт, что ведущие позиции в крупнейших французских специализированных изданиях в 1920-е гг. заняли наши критики. Так, Б. Шлецер стал музыкальным обозревателем «Nouvelle revue française» и редактором-секретарем «Revue musicale», А. Левинсон сотрудничал в журнале «Danse», c 1922 г. редактировал театральный отдел еженедельника «Comoedia», выпустил адресованные французскому читателю монографические очерки творчества Л. Бакста (1921), М. Тальони (1929), С. Лифаря (1934). На французском языке вышли и книги В. Светлова о великих русских балеринах А. Павловой (1922) и Т. Карсавиной (1922).

Иными путями развивалась литература и философская мысль русского Парижа. Языковой барьер, с одной стороны, и осознание себя хранителями родной культуры и родного слова на чужбине («Мы не в изгнании, мы в послании»), с другой, не позволяли русским писателям влиться в бурлящий поток французской литературной жизни и требовали создания собственного мира, лишь соприкасающегося с внешним, но не сливающегося с ним. Однако этот мир, пусть замкнутый, пусть не всегда понятный благополучным европейцам, блистал таким невероятным созвездием имен, которое без всяких оговорок позволяло назвать Париж величайшей русской литературной столицей 1920–1930-х и подобное которому, пожалуй, можно было видеть лишь в Петербурге в пору духовного ренессанса начала столетия.

Многие пассажиры «философского парохода», покинувшего Россию в 1922 г., обосновались именно на берегах Сены, куда перенесли атмосферу острых споров, которая отличала собрания Петербургского и Московского религиозно-философских обществ. Исчерпывающую характеристику философским и религиозно-общественным течениям, сложившимся в диаспоре в 1920-е, дал в своем «Самопознании» Н. Бердяев, отметивший и раскол в рядах бывших единомышленников, и скептическое отношение «левых» философов к «правым» религиозным деятелям и белоэмигрантам, придерживающимся реакционных взглядов, и попытки возродить на новой почве традиции отечественной философской периодической печати.

В эмиграции окончательно определилась линия жизни С. Булгакова, начавшего свой путь, как и Бердяев, в марксистских кружках и завершившего его в лоне Православной церкви, впрочем, не всегда к нему благосклонной.

Помимо философов, задолго до революции заслуживших признание русской и европейской научной общественности: Б. Вышеславцева, А. Карташева, Д. Мережковского, С. Франка, Л. Шестова, – в Париже жили представители более молодого поколения, получившие образование и начавшие свою карьеру еще в России, но окончательно сложившиеся как мыслители уже за рубежом: духовный лидер «Нового града» Г. Федотов, один из зачинателей евразийского движения Г. Флоровский и др.

Писатели, определявшие в предреволюционный период основные тенденции развития русской прозы, переместились во Францию практически в полном составе. Чтобы понять, какие силы были сосредоточены в Париже, достаточно упомянуть имена И. Бунина и А. Куприна, Б. Зайцева и И. Шмелева, Д. Мережковского и А. Ремизова, М. Осоргина и С. Юшкевича, М. Алданова и Е. Замятина. Во Франции обосновались «королева русской юмористики» Тэффи и большинство ее коллег по петербургскому «Сатирикону», в том числе Дон Аминадо и А. Черный. Поэзия была представлена не столь «тотально», но все же весьма впечатляюще. Среди центральных фигур русского Парижа, относимых (правда, порой условно) к старшему поколению эмиграции, – символисты К. Бальмонт и З. Гиппиус; испытавшие влияние символизма, но избравшие собственный путь В. Ходасевич и М. Цветаева; примыкавшие в 1910-е гг. к акмеизму и неоклассицизму члены петроградского Цеха поэтов Г. Адамович, Г. Иванов, И. Одоевцева и Н. Оцуп, главный редактор петербургского «Аполлона» С. Маковский.

В Париже не только сделали первые самостоятельные шаги, но и осознали себя в качестве некоей литературной общности поэты и прозаики так называемого «незамеченного» поколения. Среди них В. Андреев, Н. Берберова, Р. Блох, Б. Божнев, В. Варшавский, Г. Газданов, А. Гингер, М. Горлин, В. Дукельский, Г. Евангулов, Л. Зуров, Л. Кельберин, Д. Кнут, Г. Кузнецова, А. Ладинский, В. Мамченко, Ю. Мандельштам, Б. Поплавский, С. Прегель, А. Присманова, Г. Раевский, Н. Рощин, А. Седых, В. Смоленский, Ю. Терапиано, Ю. Фельзен, Л. Червинская, А. Штейгер, В. Яновский.

Годы оккупации, «Сопротивление» и конец эпохи

История русского Парижа как столицы культурной жизни эмиграции закончилась в июне 1940 г., когда в город вошли немецкие войска. Именно в те дни перестали существовать крупнейшие периодические издания, такие, как «Возрождение», «Последние новости», «Современные записки», закрылись издательства и типографии. Многим из писателей вновь пришлось стать беженцами: одни (М. Алданов, М. Вишняк, В. Набоков, Г. Федотов, М. Цетлин, В. Яновский), спасаясь от «коричневой чумы», предусмотрительно выехали в США, другие (И. Бунин, М. Осоргин) попытались переждать грозу в «свободной зоне» на юге Франции. Некоторые представители старшего поколения (З. Гиппиус, А. Лукин, Д. Мережковский, И. Наживин, И. Шмелев) ради свержения ненавистного большевистского режима на родине сочли возможным идейно поддержать оккупантов, выступив в коллаборационистской печати. Однако для большинства русских литераторов компромисс с фашистами, даже в форме участия в финансировавшемся ими «Парижском вестнике», был неприемлемым. В самом бедственном положении оказались те, кто, подобно Б. Зайцеву и Тэффи, не захотевшим покинуть Старый Свет, провел всю войну в обескровленном Париже, не идя на сотрудничество с немецкими властями и не получая материальной помощи из внешнего мира.

Значительная часть эмигрантов молодого поколения уже в 1939 г. не раздумывая примкнула к числу борцов за освобождение своей «второй родины». В рядах регулярных французских войск сражались публицист В. Алексинский, князь Д. Амилахвари, прославившийся во время североафриканской кампании и погибший в битве при Эль-Аламейне, поэт и ученый-антрополог Б. Вильде (Дикой), его коллега по Музею человека А. Левицкий, поэт Б. Сосинский, художник К. Терешкович. Вступили в армию добровольцами и приближавшиеся к пятидесятилетнему рубежу поэты Г. Адамович и Н. Оцуп (позднее Оцуп был арестован в Италии как антифашист, дважды бежал – из тюрьмы и концлагеря, участвовал в итальянском Сопротивлении, получил военные награды за отвагу).
Героизм, проявленный русскими эмигрантами после капитуляции французской армии и оккупации Парижа немцами, трудно переоценить. Нашего соотечественника Б. Вильде без преувеличения можно назвать одним из главных организаторов подпольной борьбы во Франции. Именно он в конце 1940 г. основал газету «Résistance», которая, собственно, и дала название движению Сопротивления, писал для нее передовые статьи и воззвания и, рискуя жизнью, занимался ее распространением. В 1941 г. Вильде и Левицкий были арестованы по делу Музея человека и в 1942 расстреляны на Мон-Валерьен. Активную подпольную работу вела молодая княгиня В. Оболенская, казненная в 1944 г. и посмертно награжденная орденом Почетного легиона, Военным крестом, медалью Сопротивления и советским орденом Отечественной войны. В антифашистской борьбе участвовали поэты В. Андреев, Д. Кнут, М. Струве, прозаик В. Гессен (позднее он выпустил документальную книгу «Герои и предатели»), художник Ф. Гозиасон. Деятельную помощь нуждающимся, независимо от вероисповедания и национальности, оказывала монахиня Мария (Е. Скобцова). Во время войны вместе с соратниками по благотворительной общине «Православное дело», (при которой еще в 1930-е были созданы приют, столовая, русская церковь санаторий для больных туберкулезом), она открыла швейную мастерскую, где могли работать жены и матери мобилизованных. В период оккупации Парижа в приюте на рю Лурмель нашли убежище сотни евреев, скрывавшихся от немцев и вишистов: мать Мария прятала их от облав, оформляла новые документы и старалась вывезти в относительно безопасную провинцию. Сама она, как и ее сын Ю. Скобцов и служивший на рю Лурмель священник Д. Клепинин, была арестована в 1943 г. и погибла в нацистском концлагере. Та же участь постигла поэтов Р. Блох, М. Горлина, Ю. Мандельштама, Ю. Фельзена.

По окончании войны «войти в ту же реку» не удалось. Разумеется, день освобождения Парижа – 24 августа 1944 г. – принес в жизнь русской колонии ощутимые перемены: появилась возможность публиковаться в США, постепенно начала активизироваться и литературная жизнь во Франции. Однако о возвращении к позициям пятилетней давности не было и речи. Исходя из своего понимания международной ситуации, новое французское правительство крайне негативно смотрело на перспективу возрождения в Париже «белоэмигрантской» периодики. Вплоть до 1947 г. легально здесь печатались лишь просоветские газеты: официозный «Русский патриот», возглавляемый бывшим участником «Чисел» поэтом Б. Заковичем (позднее – «Советский патриот», редактор Д. Одинец), и несколько более самостоятельные «Русские новости» под редакцией А. Ступницкого. Оба издания отражали интересы организаций типа Союза советских патриотов и ориентировались на тех, кто примкнул или был готов примкнуть к массовому движению по возвращению на родину.

Несмотря на очевидный просоветский настрой, «Русские новости» (1945–1970, с перерывами) настойчиво позиционировали себя как газета, «органически связанная с прошлым» [16] и верная заветам «Последних новостей». В послевоенные годы ее страницы украшали имена трех десятков знаменитых и просто известных авторов, согласившихся сотрудничать в газете по разным причинам, из которых наиболее распространенными были политические убеждения или иллюзии (Г. Адамович, А. Бахрах, Н. Бердяев) и необходимость хоть где-то печататься при полном отсутствии выбора (И. Бунин, А. Ремизов, Тэффи). На определенном этапе такую возможность действительно давали нашим «парижанам» лишь «Русские новости», если не считать малотиражных литературных альманахов «Встреча» (1945. Кн. 1–2; под редакцией С. Маковского), «Русский сборник» (1946), «Орион» (1947), попытавшихся сделать «перекличку» уцелевших голосов. После 1947 г., когда политическая обстановка изменилась и через цензурные барьеры удалось пробиться «Русской мысли», а затем и мельгуновскому «Возрождению», «Русские новости» утратили свое значение. К началу 1950-х большинство известных авторов покинуло газету.

Активизировавшиеся к этому времени антибольшевистские настроения (в 1952 г. был создан даже Координационный центр антибольшевистской борьбы во главе с С. Мельгуновым) вызвали к жизни издания противоположного толка, такие, как литературно-политический журнал «Возрождение» (1949–1974; редактор И. Тхоржевский, с № 6 С. Мельгунов, позднее С. Оболенский и Я. Горбов). Он был основан в продолжение одноименной газеты и придерживался ее линии. Значительную часть содержания составляли историко-политические и историко-литературные статьи, исследования, воспоминания, а также биографические очерки и некрологи. Среди опубликованного – мемуары Ю. Анненкова, Г. Иванова, С. Маковского, П. Струве, записки разных авторов о Московском университете, работы о русских поэтах XIX в. Кроме того, печатались эмигрантская поэзия и проза, переводы, политические отклики, критика, рецензии на новые издания, отзывы о выставках и спектаклях, обзоры научных событий и т. д.

Совершенно особую, консолидирующую роль в жизни эмиграции послевоенного периода сыграла выходящая в Париже с 1947 г. общественно-литературная газета «Русская мысль», основанная В. Лазаревским (с 1953 редактор С. Водов, с 1968 по 1979 – З. Шаховская, с 1980 И. Иловайская-Альберти). В 1940–1960-е гг. здесь печатались Г. Адамович, Н. Берберова, В. Варшавский, В. Вейдле, Б. Зайцев (с 1950-х он вел в газете литературную страницу), Ю. Иваск, И. Одоевцева, Ю. Терапиано, И. Чиннов, с 1970-х – эмигранты третьей волны.

Для писателей, выехавших из СССР в начале 1970-х гг., в силу объективных причин Париж уже не был «столицей мира» и не обладал такой неотразимой магией притяжения, как для их предшественников. И все же наше представление о «русском Париже» не будет полным, если мы оставим без внимания тот вклад в его историю, который внесли, например, критики и публицисты М. Розанова и А. Синявский со своим знаменитым журналом «Синтаксис» (выходит с 1978 г.), а также поэт и критик А. Глезер, основатель издательства «Третья волна» (Париж – Нью-Йорк), главный редактор одноименного иллюстрированного альманаха литературы и искусства (с 1976) и литературного журнала «Стрелец» (с 1984), составитель (совместно с С. Петрунисом) репрезентативной антологии «Русские поэты на Западе» (1986), целиком посвященной поэзии третьей волны эмиграции и включавшей, помимо стихов, фотографии и биографические справки об авторах. Традиции русской религиозно-философской мысли в 1970–1980-е гг. продолжали и продолжают ныне «журнал христианской культуры при Славянской библиотеке в Париже» «Символ» (с 1979, главный редактор А. Мосин) и, разумеется, выпускаемый издательством YMCA-Press с 1925 г. «Вестник русского студенческого христианского движения», который, как и само издательство, возглавляет Н. Струве. Важными центрами культурной жизни остаются Тургеневская библиотека и книжный магазин YMCA-Press и Les éditeurs réunis в Латинском квартале, где и теперь среди великолепно изданных, пахнущих свежей типографской краской томов можно отыскать старые исторические романы и политические мемуары, литературные альманахи и поэтические сборники, вышедшие еще в довоенные годы, в эпоху трагического расцвета русского Парижа.

Примечания

[1] Биск А. Русский Париж 1906–1908 гг. // Воспоминания о Серебряном веке / Сост., авт. предисл. и коммент. В. Крейд. М., 1993. С. 387.

[2] <Редакционное вступление> // Сириус. 1907. № 1. С. 3.

[3] Данные приведены по кн.: Раев М. Россия за рубежом: История культуры русской эмиграции: 1919–1939 / Пер. с англ.; Предисл. О. Казниной. М., 1994. С. 262. См. также с. 38, 261.

[4] Терапиано Ю. «Воскресенья» у Мережковских и «Зеленая лампа» // Терапиано Ю. Встречи: 1926–1971. М., 2002. С. 46.

История литературы русского зарубежья (1920-е – начало 1990-х гг.):
Учебник для вузов / Под ред А. П. Авраменко. М., 2011.