4. На германской войне



Часть вторая. К истокам “Тихого Дона”

Необычно положение “Тихого Дона” в русской литературе, появившегося после Второй Отечественной войны (переименованной большевистской пропагандой в “империалистическую”) и так многопланово и ярко осветившего ее. Если после 45-го года мы имеем целую “военную” литературу, которая и спустя полвека не исчерпала еще темы, то “Тихий Дон” – не только одна из немногих книг на эту тему. Она удивительно точно воссоздает картины войны и внутреннее состояние человека на ней. Реалистичность в изображении, историчность и достоверность как метод и взгляд современника на происходящие события, придают художественному тексту характер документального повествования.

Сами военные главы “Тихого Дона” четко разделяются на две группы. В одной – война 1914 г. показана через восприятие человека в первые ее месяцы. В повествовании еще не чувствуется длительное кровопролитное истощение сторон, накапливавшееся с каждым военным годом, борьба на пределе физических и моральных сил. Книга как бы написана прямо по горячим следам событий. Другую атмосферу войны мы встречаем в главах четвертой части. Спустя два года после начала война пригнула участников к земле. После стольких трудов и страданий, человеческого горя и смерти мысли персонажей направлены в иную сторону, сама атмосфера в затишье или в бою другая.

Место военных глав определяется тем, что они составляют в повествовании связующее, переходное звено двух миров: старого, цельного, “неподвижного” мира казачьей станицы, где историческое время, казалось, застыло, а сам этот мир вечен и неизменен, как простор степи и меловые горы над Доном, и “нового” мира, возникшего на развалинах старого в результате вспыхнувшей в России бессмысленной и кровавой гражданской войны. В военных главах “Тихого Дона” присутствует еще не расколотый мир. Но он уже вошел, втянулся в движение, стал динамичным – стрелки исторических часов зримо пошли и вот-вот бой часов возвестит о наступлении новой эры...

К военным главам “Тихого Дона” пристальное внимание исследователей обращалось нечасто, мало кого в последние десятилетия привлекало ушедшее “навсегда” прошлое. Однако художественный мир этих глав содержит столько особенных, неповторимых черт старого уклада жизни, что он становится для исследователя источником бесценной информации как об условиях, в которых возник роман, так и о самом его авторе.

1. Григорий Мелехов. Галиция

 

В своем исследовании мы возвращаемся к той части текста, которая посвящена рассказу о судьбах персонажей “Тихого Дона” на германской войне. А начнем мы с изучения и анализа военной судьбы главного героя романа – казака Григория Мелехова. Основные эпизоды его военной биографии 1914 г. в третьей части отражены следующим образом:

1. Начало войны, первый бой под Лешнювом вблизи
русской границы и первый убитый гл.  5

2. Встреча с братом Петром после боя под Лешнювом гл. 10

3. Появление урядника Урюпина, убийство им пленного гл. 12

4. Взятие Каменки-Струмилово, первое ранение Григория гл. 13

5. Возвращение в полк после ранения, второе ранение гл. 20

6. Эвакуация в Москву, лечение в глазной клинике гл. 21, 23

———————

Точность и достоверность в изображении событий войны

Хорошо известная автору и очевидная для его современников обширная информация в романе как бы зашифрована для нынешнего читателя. Она может быть извлечена на свет лишь при тщательном исследовании описываемых событий. Понимание их исторического контекста позволяет увидеть многие внутренние скрытые связи между отдельными эпизодами и фрагментами текста, уяснить замысел автора и пути его претворения в “Тихом Доне”.

Яркий пример такого авторского отношения к исторической точности создаваемого им художественного пространства дает рассказ о начале в июле 1914 г. германской войны.

Митька Коршунов, друг Григория, встречает весть о начале войны в своем 3-м Донском казачьем полку (гл. 7). Полк этот располагался в Виленском военном округе вблизи границы с Восточной Пруссией. Поэтому дата 19 июля с. ст., приводимая в тексте как дата начала войны, войны с Германией, естественна и логична в общем развитии сюжета.

Обратимся теперь к другому персонажу романа. В гл. 5 автор упоминает маневры, в которых участвует полк Григория Мелехова (12-й Донской казачий) в окрестностях г. Ровно. Во время этих маневров в полк и приходит весть о начале войны.

“– Война, парень!... День спустя полк выгрузился на станции Вербы ...в 35 верстах от границы... Погожее обещалось быть утро... В полдень проехали границу”. (III, 5, 108–109, 111)

Это событие позволяет точно датировать весь эпизод: 12 Донской казачий полк, как сообщается нам, на второй день после объявления войны перешел границу с Австро-Венгрией и вступил в бой под городком Лешнюв. Для проверки этого сообщения обратимся к трудам по военной истории. Мобилизацию и развертывание главных сил прикрывали кавалерийские части и русской и австро-венгерской армий.

“26 июля (8 авг.), 11 кав. дивизия <куда входил 12 Донской казачий полк> в районе Лешнюва выбила из этого пункта ландштурм противника; с другой стороны – противник занял Радзивилов...”*

Бой под Лешнювом имел место 26 июля 1914 г. Следовательно, автор “Тихого Дона”, нигде не говоря явно, имеет в виду не объявление войны Германией, а какое-то другое событие.

Это событие легко определить - ведь именно 24 июля, за два дня до стычки под Лешнювом, России была объявлена война Австро-Венгрией, и именно ее-то и имеет в виду автор, когда на приграничной станции Вербы описывает полк Григория Мелехова и его дальнейшее продвижение в направлении австрийской границы.

Автор пунктуально точен при упоминании воинских частей – как русской, так и австрийской армий. При этом он неоднократно отмечает национальность различных солдат, национальную принадлежность полков многонациональной австрийской армии:

“Под городом Каменка-Струмилово 3 взвод целиком со взводным офицером выехал в рекогносцировку: накануне чех-перебежчик сообщил командованию о дислокации австрийских частей... Шагах в десяти от них волнилось неубранное, растерявшее зерно жито...

- Никак австрийцы!” (III,12,134-135)

“Операция по захвату города началась рано утром. Пехотные части, имея на флангах и в резерве кавалерию, должны были повести наступление от леса с рассветом... 211 стрелковый полк получил распоряжение переброситься на левый фланг... Лесистая и болотистая местность... На правом фланге громила наступающих австрийская артиллерия... В полуверсте от них на опушке венгерские гусары...” (III, 13, 136–137)

В эпизодах боев под Лешнювом и Каменкой-Струмилово читатель встречает и австрийскую артиллерию, и венгерских гусар, и чеха-перебежчика. В описании своем автор тщательно разрабатывает детали, не допуская произвольных, недостоверных, случайных фрагментов.

Соавторские связки в тексте романа

Полным контрастом такому изображению войны в романе служат два вспомогательных фрагмента в начале десятой и двенадцатой глав третьей части “Тихого Дона”. Оба фрагмента близки друг к другу тем, что служат как бы связующими элементами между большими эпизодами разных сюжетных линий. Первый из них служит как бы переходом от гл. 7–9, в которых описан подвиг Козьмы Крючкова, к десятой, рассказывающей о встрече Григория Мелехова на фронте с братом Петром.

“Фронт еще не улегся многоверстной неподатливой гадюкой. На границе вспыхивали кавалерийские стычки и бои. В первые дни после объявления войны германское командование выпустило щупальца – сильные кавалерийские разъезды, которые тревожили наши части, скользя мимо постов, выведывая расположение и численность войсковых частей. Перед фронтом 8 армии Брусилова шла 12 кавалерийская дивизия под командой генерала Каледина. Левее, перевалив австрийскую границу, передвигалась 11 кавалерийская дивизия. Части ее, с боем забрав Лешнюв и Броды, топтались на месте, – к австрийцам подвалило подкрепление, и венгерская кавалерия с наскоку шла на нашу конницу, тревожа ее и тесня к Бродам”. (III, 10, 124)

Содержание одиннадцатой главы, “дневник”, будет обсуждаться нами позже, здесь лишь отметим факт, уже упоминавшийся в первой части исследования: включение “дневника” в роман разрывает последовательное течение повествования, а обстоятельства его обнаружения Григорием Мелеховым несовместимы с общей хронологией событий.

В следующей, двенадцатой, главе внимание автора возвращается к Григорию, а в начале ее мы обнаруживаем второй “связующий” фрагмент.

“Сзади <11-й кавалерийской дивизии> шла армия, сосредотачивались на важных стратегических участках пехотные части, копились на узлах штабы... над картами корпели генералы...” (III, 12, 133)

Оба отрывка носят выраженный конспективный и схематический характер. З. Бар-Селла даже предположил, что эти фрагменты являются черновым планом-конспектом тех глав, перед которыми они встречаются.* Рассмотрим эти фрагменты подробнее.

Первое, что бросается в глаза и резко выделяет отрывки, – небрежный язык. Вот несколько примеров выражений, использующих литературные или пропагандистские штампы:

– фронт улегся... гадюкой

– командование выпустило щупальца

– кавалерийские разъезды... выведывая расположение..

– к австрийцам подвалило подкрепление

– кавалерия с наскоку шла на... конницу

– копились на узлах штабы

– корпели над картами генералы и т. д.

———————

Во-вторых, нетрадиционны для романа фразы и оценочные суждения расплывчатого, неконкретного, самого общего плана.

И, наконец, главное – мы можем оценить достоверность преподносимой нам информации. Всего две фразы в первом отрывке, а как много открывают они. Наступление “12 кавалерийской дивизии” перед фронтом “8 армии Брусилова” (этой армией действительно командовал Брусилов) в августе 1914 г. правильно отражает ход боев Галицийской битвы. Однако уже следующая фраза об 11 кавалерийской дивизии, которая “передвигалась” будто бы “левее”, сразу обращает на себя внимание. Грубая ошибка. Тем более трудно объяснимая, что боевой путь этой дивизии от границы до города Каменки-Струмилово, пройденный Григорием Мелеховым, подробно описан в “Тихом Доне”.

Дело в том, что 11 кавалерийская дивизия входила в состав 3 армии генерала Рузского и вела наступление на реку Буг и далее на г. Львов за сотни километров от Брусиловской армии. И не “слева” от нее, а “справа”! В очередной раз проявляется просто непонимание того, что описывается в “Тихом Доне” буквально на соседних страницах.

ÂÂÎÄÍÛÅ ÔÐÀÃÌÅÍÒÛ Â ÒÐÅÒÜÅÉ ×ÀÑÒÈ “ÒÈÕÎÃÎ ÄÎÍÀ”

Äåñÿòàÿ ãëàâà (ñ.124)

Äâåíàäöàòàÿ ãëàâà (ñ.133)

Фронт еще не улегся многоверстной неподатливой гадюкой. На границе вспыхивали кавалерийские стычки и бои. В первые дни после объявления войны германское командование выпустило щупальцы – сильные кавалерийские разъезды, которые тревожили наши части, скользя мимо постов, выведывая расположение и численность войсковых частей. Перед фронтом 8 армии Брусилова шла 12 кавалерийская дивизия под командой генерала Каледина. Левее, перевалив австрийскую границу, продвигалась 11 кавалерийская дивизия. Части ее, с боем забрав Лешнюв и Броды, топтались на месте, – к австрийцам подвалило подкрепление, и венгерская кавалерия с наскоку шла на нашу конницу, тревожа ее и тесня к Бродам.

11 кавалерийская дивизия после занятия Лешнюва с боем прошла через Станиславчик, Радзивиллов, Броды и 15 августа развернулась возле города Каменка-Струмилово. Сзади шла армия, сосредоточивались на важных стратегических участках пехотные части, копились на узлах штабы и обозы. От Балтики смертельным жгутом растягивался фронт. В штабах разрабатывались планы широкого наступления, над картами корпели генералы, мчались, развозя боевые приказы, ординарцы, сотни тысяч солдат шли на смерть. Разведки доносили, что к городу стягиваются крупные кавалерийские силы противника. В перелесках возле дорог вспыхивали стычки, казачьи разъезды входили в соприкосновение с неприятельскими разведками.

———————

Обнаружить причину ошибки помог анализ источников употребленных для заимствований. Фраза оказалась взятой из воспоминаний генерала Деникина и – ошибочно понятая – использована. Во втором томе “Очерков русской смуты” Деникин, давая характеристику донскому атаману А. М. Каледину, вспоминает его боевой путь:

“В первый месяц войны 12-я дивизия, которой он командовал, шла перед фронтом 8 армии Брусилова, в качестве армейской конницы”.*

Шолохов, заимствуя, меняет в предложении порядок слов. Вот как звучит одно и то же место у обоих авторов:

À.È.ÄÅÍÈÊÈÍ	Ì.À.ØÎËÎÕÎÂ
12-я дивизия... шла перед фронтом 8 армии Брусилова	перед фронтом 8 армии Брусилова шла 12 кавалерийская дивизия...
12-я дивизия, которой он <Каледин> командовал...	12 кавалерийская дивизия под командой генерала Каледина.

¾ ¾ ¾ ¾ ¾ ¾ ¾

Понятной становится и ошибка с местонахождением на фронте в Галиции 11-й кавалерийской дивизии. Заимствованный фрагмент взят со страницы 161-й. А на 163-й странице приведена схема наступательных операций в Галиции 8 (Брусиловской) армии в мае 1916-го. И на этой схеме район, где сражалась 11 кавалерийская дивизия в 1914 году, действительно находится левее показанного на схеме положения 8 армии.

Только положения уже не 1914-го года, а 1916-го!

В очередной раз мы убеждаемся, что даже при обработке печатного текста источников возникают серьезные трудности и путаница с правильным восприятием хода и взаимосвязи описываемых событий.

Работа соавтора с текстом: попытка реконструкции

Структурирование исследуемого нами вводного отрывка, выделение в нем элемента заимствования (даже одной фразы) выводит нас на очень важную текстологическую проблему ¾ выяснения путей формирования под пером Шолохова вспомогательных связующих отрывков текста.

В разобранном выше отрывке мы встречаем сначала одну-две фразы самого общего содержания.

“Фронт еще не улегся многоверстной неподатливой гадюкой. На границе вспыхивали кавалерийские стычки и бои. В первые дни после объявления войны германское командование выпустило щупальцы – сильные кавалерийские разъезды, которые тревожили наши части, скользя мимо постов, выведывая расположение и численность войсковых частей”** .

Далее вводится заимствование, несущее смысловую и фактологическую нагрузку, хотя оно в общем контексте используется явно не к месту и не имеет прямого отношения к главным событиям.

“Перед фронтом 8 армии Брусилова шла 12 кавалерийская дивизия под командой генерала Каледина”.

Следующая за заимствованием фраза перекидывает соединительный мостик от него к содержанию главы – в единой фразе упоминаются элементы (в данном случае это номера дивизий) как из заимствованного текста, так и из основного:

“Левее <12 кав. дивизии>, перевалив австрийскую границу, продвигалась 11 кавалерийская дивизия”.

И в завершение Шолохов снова вставляет размытые, ничего не значащие слова общего характера, завершая формирование связующего фрагмента своего текста:

“Части ее, с боем забрав Лешнюв и Броды, топтались на месте, – к австрийцам подвалило подкрепление, и венгерская кавалерия с наскоку шла на нашу конницу, тревожа ее и тесня к Бродам”.

Общую, суммарную оценку всему отрывку, оценку роли и значения Шолохова в создании текста, дает следующее. Исследователи “Тихого Дона” при его изучении обращали внимание прежде всего на стиль, лексику. Возможно, что именно по этой причине от внимания ускользал прямой смысл написанного.

Мы уже говорили выше, что “галицийские” главы Григория Мелехова отличаются высокой точностью и достоверностью. В них не только детально указываются неприятельские части, участвующие в том или ином бою, но даже упоминаются разные дни начала войны: автор “Тихого Дона” четко выделяет в описании войны двух разных врагов России – Германию и Австро-Венгрию.

А теперь обратимся к отрывку-“связке”. Здесь среди общих шолоховских фраз о “фронте-гадюке” и “щупальцах”, посвященных боям в Галиции в августе 1914 года, мы встречаем упоминание командования, которое эти “щупальца” выпускало, – германского командования!

Весь текст третьей части свидетельствует, что в августе в Галиции бои шли только с австрийской армией. Лишь после разгрома Австро-Венгрии в Галицийской битве ей на помощь стали прибывать германские войска. А объединенное германское командование над войсками было установлено лишь после разгрома австро-венгерской армии во время Брусиловского прорыва весной 1916 года.

Следовательно, упоминание Шолоховым в 10 главе германского командования при описании боев августа 14-го года в Галиции не просто ошибочно, но свидетельствует:

во-первых, о путанице в представлениях Михаила Александровича о том, с кем приходилось сражаться на полях Галиции героям “Тихого Дона”;

во-вторых, о чужеродности этого отрывка по отношению к основному тексту;

в-третьих, о их принадлежности разным авторам. Один из них писал об австрийской армии, австрийской артиллерии, венгерских гусарах, а другой – выписывал из воспоминаний генерала Деникина случайные фразы и фантазировал о действиях германского командования в Галиции в 1914 году!

В заключение отметим еще одно наблюдение относительно пристрастия Шолохова к внешним, случайным и произвольным изменениям для адаптации чужого текста при создании своего. Одним из его любимых приемов является инверсия: в отрывке, фразе изменяется последовательность описания событий или следования слов.

Два рассмотренных выше вводных отрывка объединяет одно важное обстоятельство. Если в первом из них смысловая нагрузка сосредоточена на 12 кавалерийской дивизии (она идет перед Брусиловской армией, левее нее двигается 11 кавалерийская дивизия и т. д.), то во втором отрывке описываемое действие как бы “выворачивается” и в центр внимания переносится армия: сзади 12 кавалерийской дивизии шла армия, копились штабы, корпели генералы, о которых в романе, помимо этой ремарки, вообще нет никаких упоминаний.

Суммируя и то, что нам уже известно из первой части работы по заимствованиям, можно сделать ряд выводов. При создании фрагментов, играющих роль связок между эпизодами основного текста, обычно использовались следующие приемы.

Первое, адаптируется какой-нибудь подходящий текст, имеющий требуемое внешнее сюжетное или образное сходство. Для этих целей может быть использован и чужой печатный источник (заимствования), и собственно роман, и фрагменты, написанные самим соавтором. Приспособление текста носит, как правило, механический характер путем произвольного пересказа своими словами при максимальном изменении их порядка в предложениях, изъятием или адекватной заменой.

Второе, при адаптации в текст вносятся “собственные” добавления. И именно в таких местах часто встречаются грубые фактологические и смысловые ошибки, нарушения органичности, единства и цельности художественного пространства романа, свидетельствуя о слабых представлениях соавтора относительно внутренних глубинных связей текста “Тихого Дона”, указывая на плохое понимание соавтором как самого романа, так и используемых источников.

Третье, одни и те же созданные им отрывки-“связки” используются по несколько раз. При этом адаптированный отрывок лишь слегка варьируется или упрощается. Здесь уместно вспомнить и дважды использованный фрагмент с “ударной группой генерала Фицхелаурова” (источник адаптирования – заимствование), и многократное упоминание наступления “1 Московского и 4 Заамурского полков” (пересказ содержания основного текста в “повстанческих” главах) и дублированное, заимствованное из воспоминаний Деникина, описание “Корниловского движения” в 16 – 18 главах четвертой части.

ÏÎÂÒÎÐÛ È ÈÍÂÅÐÑÈß
ÏÐÈ ÑÎÇÄÀÍÈÈ ÂÂÎÄÍÛÕ ÔÐÀÃÌÅÍÒÎÂ

Äåñÿòàÿ ãëàâà	Äâåíàäöàòàÿ ãëàâà
Фронт еще не улегся многоверстной неподатливой гадюкой. На границе вспыхивали кавалерийские стычки и бои.	От Балтики смертельным жгутом растягивался фронт... к городу стягиваются крупные кавалерийкие силы противника. В перелесках... вспыхивали стычки,
( Близкий дыбился фронт... Армии дышали смертной лихорадкой, нехватало боевых припасов, продовольствия; армии многоруко тянулись к призрачному слову “мир”...) (IV, 10, 204)
В первые дни после объявления войны германское командование выпустило щупальцы – сильные кавалерийские разъезды, которые тревожили наши части, скользя мимо постов, выведывая расположение и численность войсковых частей. Перед фронтом 8 армии Брусилова шла 12 кавалерийская дивизия под командой генерала Каледина.		казачьи разъезды входили в соприкосновение с неприятельскими разведками.   Сзади шла армия...
( армии по-разному встречали временного правителя республики Керенского и, понукаемые его истерическими криками, спотыкались в июньском наступлении; в армиях вызревший гнев плавился и вскипал как вода в роднике, выметываемая глубинными ключами... ) (IV, 10, 204)
Левее, перевалив австрийскую границу продвигалась 11 кавалерийская дивизия. Части ее, с боем забрав Лешнюв и Броды, топтались на месте... к австрийцам подвалило подкрепление и венгерская кавалерия с наскоку шла на нашу конницу, тревожа ее и тесня к Бродам.	11 кавалерийская дивизия после занятия Лешнюва с боем прошла через Станиславчик, Радзивиллов, Броды и 15 августа развернулась возле города... Разведки доносили, что к городу стягиваются крупные кавалерийские силы противника...

¾ ¾ ¾ ¾ ¾ ¾ ¾

 

 

 

 

2. Григорий Мелехов. Восточная Пруссия

 

Новая и, в общем-то, неожиданная проблема вполне обрисовалась перед нами при изучении страниц “Тихого Дона”, относящихся к событиям германской войны. Незаметные для глаза при поверхностном чтении вдруг появляются отдельные детали, которые переносят действия персонажей в совершенно иные места. Пространство романа начинает как бы раздваиваться. Как старые фрески в церкви возникают в ходе реставрации из-под привычного настенного рисунка, так в тексте многочисленными прямыми указаниями обнаруживается и проступает “второй план”.

Поэтому очередной своей задачей мы сочли последовательное изучение сюжетной линии Григория Мелехова. В частности, отмечались все случаи упоминания в тексте фактов, относящихся к месту военных действий, в которых принимал участие Григорий или другие персонажи романа.

Противоречия боевой биографии Григория Мелехова

Изучение боевого пути Григория Мелехова позволяет выделить четыре самостоятельных слоя текста, в которых встречаются сведения о пребывании Григория на германском фронте. Первым из них, наиболее подробно и детально проработанный – третья часть “Тихого Дона”, в которой описаны начало германской войны и первые бои 12 Донского казачьего полка, в составе которого Григорий вступил в войну.

После августовских боев 1914-го года в Галиции в повествовании возникает длительный разрыв. Мы почти ничего не знаем о дальнейшей судьбе главного персонажа вплоть до осени 1916 г., когда его полк перебрасывается в Трансильванию на помощь румынской армии. Двухлетний разрыв лишь частично восполняется в гл. 4 четвертой части романа воспоминаниями самого Григория о нескольких эпизодах боевого пути в предшествующие годы войны.

Эти эпизоды (всего их семь) относятся к трем различным периодам борьбы на фронте:

• отступление русской армии из Галиции весной – летом 1915 г.
  после Горлицкого прорыва немцев;
• Брусиловский прорыв на Юго-Западном фронте в мае–июне 1916 г.;
• бои в Восточной Пруссии.

Первый вопрос – реальность и достоверность событий, о которых вспоминает Григорий Мелехов. В части, касающейся боев 1915 г. в Галиции (пункты 1–3, 6, 7 в табл.), вместе собраны упоминания мест боев (Рава-Русская, Львов – города; Баянец, Буг – реки) и участвовавших в них вражеских сил (немцы под Ольховчиком – 13 немецкий Железный полк; австрийцы – на Баянце). События правильно датированы (немецкое наступление – май; бои под Равой-Русской – июль; далее отступление за Баянец, в сторону Львова и дальше, “через месяц”, за Буг), имеют единую хронологию и верно отражают боевой путь 12 Донского полка.

Упоминание прорыва фронта в мае 1916 г. под Луцком также достоверно, вплоть до употребления названия “брусиловская армия”. Здесь имеется в виду 8 армия, прорвавшая австрийский фронт. Прорыв и наступление армии готовилось генералом А. А. Брусиловым, командовавшим этой армией с первых дней войны и лишь незадолго до начала наступления назначенным на должность командующего Юго-Западным фронтом. Столь же достоверно описано во фрагменте участие в Брусиловском прорыве 12 Донского полка в составе 11 кавалерийской дивизии.

ÁÎÅÂÎÉ ÏÓÒÜ ÃÐÈÃÎÐÈß ÌÅËÅÕÎÂÀ

(версия 4-й части “Тихого Дона”: гл. 4, с. 184–185)

ÃÀËÈÖÈß 1915 ã.

1. Тысяча девятьсот пятнадцатый год. Май. Под деревней Ольховчик... наступает в пешем строю 13 немецкий Железный полк... 12 казачий полк принимает бой.

2. Под Равой-Русской со взводом казаков в июле 1915 года отбивает казачью батарею, захваченную австрийцами.

3. Пройдя Баянец, в стычке берет в плен толстого австрийского офицера.

ÂÎÑÒÎ×ÍÀß ÏÐÓÑÑÈß 1914 ã.

(Встреча Григория и Степана во время прорыва в Восточной Пруссии):

4. Это было, когда 12 полк сняли с фронта и кинули в Восточную Пруссию... Под городом Столыпиным полк шел в наступление с 27 Донским казачьим полком... В бою полки понесли поражение. Немцы окружили их...

ÁÐÓÑÈËÎÂÑÊÈÉ ÏÐÎÐÛÂ 1916 ã. Â ÃÀËÈÖÈÈ

5. И еще. В мае полк, вместе с остальными частями брусиловской армии, прорвал у Луцка фронт, каруселил в тылу...

ÃÀËÈÖÈß 1915 ã. (ïðîäîëæåíèå)

6. Под Львовом Григорий самовольно увлек сотню в атаку...

7. Через месяц, ночью как-то, плыл через Буг за “языком”.

¾ ¾ ¾ ¾ ¾ ¾ ¾

Наконец, большой и имеющий важное художественное значение отрывок рассказывает о спасении Григорием в бою с немцами во время прорыва из окружения в Восточной Пруссии Степана Астахова.

Эпизод этот детально разработан. Однако его достоверность нарушается сразу уже тем, что в одном и том же бою упоминается участие Донских полков: 27-го (в котором согласно версии третьей части романа служат Степан Астахов и брат Григория Петр) и 12-го (где служит Григорий).

Встреча в одном бою этих двух полков на полях Восточной Пруссии исторически невозможна одновременно по двум обстоятельствам. Во-первых, ни 27-й, ни 12-й Донские полки никогда не сражались на полях Восточной Пруссии или вблизи нее на Северо-Западном фронте.
Во-вторых, сами эти полки входили в различные армии (27-й – в Польше, 12-й – в Галиции) за сотни километров друг от друга и не только совместно сражаться, но даже оказаться на соседних участках фронта братья Мелеховы не могли бы.

Второй вопрос, вытекающий из таблицы, связан с композицией и структурой текста, с тем, как все эти фрагменты воспоминаний соотносятся между собой и с остальным текстом. Кратко можно сказать следующее.

1. Эпизоды пп.1–3, 6, 7 составляют единый последовательный хронологический ряд и соответствуют общеизвестной версии третьей части “Тихого Дона”, в основе которой лежит боевой путь Григория Мелехова в составе 12 Донского казачьего полка.

2. События п. 5 предшествуют событиям осени 1916 г., описанным в начале четвертой части, неразрывно связаны с ними и искусственно отделены от “осеннего” блока (гл. 4 четвертой части).

Фраза в тексте как бы оторвана от некоего большого фрагмента, посвященного боям лета – осени 1916 г. в Галиции, к которому следовало бы отнести и упоминаемые в гл. 4 события на Стоходе. Как мы покажем ниже, похожая конструкция встречается в сюжетной линии Евгения Листницкого. Помимо большого эпизода в начале четвертой части (гл. 1–2: осень 1916 г.), фрагменты, относящиеся к тому же начальному периоду Брусиловского наступления, мы обнаружили и в третьей части, где они использованы для закрытия сюжетных лакун.

3. События п. 4 относятся к иному театру военных действий. Их описание, с одной стороны, художественно разработано и достоверно. Сцена встречи смертельных врагов, Григория и Степана, во время боя – одна из кульминационных в повествовании и играет важную роль в развитии художественных образов “Тихого Дона”. С другой стороны, эпизод, как мы уже отмечали выше, внутренне противоречив и несовместим с основной версией романа, версией третьей части. Мы еще вернемся к анализу этого фрагмента, но уже можно отметить полное выпадение его из основного текста “Тихого Дона”.

В целом воспоминания Григория в гл. 4 четвертой части “Тихого Дона” о своем боевом пути воспринимаются как попытка закрыть разрыв в сюжетной линии между 1914 и 1916 гг. и опираются на три независимых источника.

Первый из них, относящийся к боям лета 1915 г., полностью соответствует основной сюжетной версии, но имеет совершенно независимый от остального текста характер: нигде более эти события в “Тихом Доне” не упоминаются. Вторым источником стали описания боев Брусиловского наступления, частично известные читателю по первым главам четвертой части. И, наконец, третий источник полностью выпадает из основного текста и имеет совершенно независимый характер, напоминая скорее вариант, отрывок иной редакции романа.

Две версии развития сюжета в “Тихом Доне”

“Незначительный” фрагмент из четвертой части романа вызвал к себе самое пристальное внимание, поскольку в нем обнаружились какие-то скрытые, но существенные и устойчивые нити, тянущиеся за пределы художественного пространства романа – в Восточную Пруссию. Для того чтобы выявить эти нити и их значение, были собраны в отдельную таблицу и проанализированы все случаи, когда в тексте упоминается Восточная Пруссия.

Первый из них, во второй части романа, хорошо знаком читателям. Рассказывая о драке между Степаном Астаховым и братьями Мелеховыми, автор упоминает о предстоящем продолжении, которое получит эта история через два года, в Восточной Пруссии, под городом Столыпином!

О происхождении этого названия наиболее убедительную версию предложил З. Бар-Селла в своей работе “"Тихий Дон" против Шолохова”. Исходя из характера и географии боев русской армии в Восточной Пруссии, он предположил*, что под этим названием подразумевается городок Сталлюппенен, бывший центром ожесточенных боев 1 армии Северо-Западного фронта с 8 германской армией фон Притвица в августе 1914 г. Искажение названия предположительно связано с неправильным прочтением Шолоховым рукописных источников, которые легли в основу текста. Для нас принципиальное значение имеет факт двойного употребления в романе этого неправильного названия города (Столыпин) – не только в рассмотренном выше фрагменте. Это означает, что “восточно-прусский” эпизод четвертой части входит в какой-то более широкий, внутренне связанный слой “Тихого Дона”.

Новые прямые упоминания Восточной Пруссии в связи с Григорием Мелеховым мы встречаем в главах шестой части “Тихого Дона”, рассказывающих о восстании 1918 г. и борьбе донского казачества против большевистской власти на Дону. Во время разворачивающейся гражданской войны Григорию дважды приходят на ум сравнения этой, пока еще “игрушечной”, войны с той, германской. И воспоминания о германской войне при этом связаны у него почему-то именно с Восточной Пруссией, в которой никогда 12-й Донской казачий полк не был.

Оба фрагмента коротки, но разработаны и детализированы. В одном случае Григорий вспоминает вполне конкретный эпизод: командир полка разрешил разграбление города после его занятия. И было это – “когда полк ходил в тылу по Пруссии”.

В другой раз, наблюдая разворачивавшиеся в донских степях бои, Григорий сравнивает их с тем, что довелось ему увидеть и пережить на фронте: “все в сравнении с германской войной было игрушечно”. И “одна лишь черная смерть... вставала во весь рост” так же, как – нет, не в Галиции, и не в Трансильвании, и не в Польше – а “на полях Пруссии”.

Ни разу в тексте пятой или шестой частей “Тихого Дона” ни Григорий Мелехов, ни кто-либо еще из казаков не вспоминают свой 12 Донской казачий, Галицию. Более того, в тексте нет ни одного прямого или косвенного указания на какой-либо иной участок германского фронта, помимо Восточной Пруссии!

Также органично и естественно входит упоминание Восточной Пруссии во второй блок текста шестой части: эпизоды 5, 6 нашей таблицы. Эти эпизоды относятся к одному, довольно короткому периоду времени – началу Верхнедонского восстания против большевистской власти.

Образ Восточной Пруссии, разоренной войной и казаками, встает перед Григорием Мелеховым во время бешеной скачки, когда он, подхваченный первой вестью о начавшемся восстании, окончательно выбирает свой жизненный путь. Размышляя о причинах разорения родной земли, обрушившихся на людей несчастий, Григорий сравнивает происходящее на донской земле с виденным во время войны на фронте: и именно Восточная Пруссия вспоминается ему. Так же, как и в дни летних боев (таблица 3, пп. 3, 4 ), – не Галиция, не Румыния, а Пруссия, в которой, казалось бы, ни Григорий, ни 12 Донской казачий полк не были (полк уж точно никогда там не был!).

Пруссия снова встает в воспоминаниях Григория в сцене прощания с убитым в бою с красными карателями братом Петром. Тело убитого лежит в родном курене, коротко прощание, предстоит предать его земле. Родная мать, выносившая сына, родившая и вырастившая, пережила своего любимого Петюнюшку. Какое горе для матери видеть смерть сына во цвете лет, пережив его, хоронить в землю!

И материнское горе рождает у Григория на мгновение горькую мысль: “Лучше б погиб ты где-нибудь в Пруссии, чем тут, на материных глазах!”

Эта фраза несет в себе важную новую информацию. Она содержит упоминание характера фронтовой биографии уже не самого Григория, а его брата Петра. Как следует из текста третьей части “Тихого Дона”, Петр служил в 27-м Донском казачьем полку. Полк этот сражался с первых дней войны в составе 5 донской казачьей дивизии на Юго-Западном фронте. Следовательно, не только Григория, но и Петра военная судьба не могла привести на поля Восточной Пруссии.

ÔÐÀÃÌÅÍÒÛ ÏÅÐÂÎÍÀ×ÀËÜÍÎÉ ÐÅÄÀÊÖÈÈ ÐÎÌÀÍÀ

1. Упоминание Восточной Пруссии за два года до войны 1914 г.

“Суждено было Григорию Мелехову развязывать этот узелок два года спустя в Восточной Пруссии, под городом Столыпиным”. (I, 14, 29)

2. Восточная Пруссия 1914 г.

“Это было, когда 12 полк сняли с фронта и кинули в Восточную Пруссию... Под городом Столыпином полк шел в наступление вместе с 27 Донским казачьим полком...В бою полки понесли поражение. Немцы окружили их...” (IV, 4, 184)

3. Последующие упоминания боевого пути Григория Мелехова.

“Лето” 1918 г.

3. 1 “Еще в дни германской войны, когда полк ходил в тылу по Пруссии...” (VI, 9, 362)

3. 2 “...и размах, и силы, и потери – все в сравнении с германской войной было игрушечно. Одна лишь черная смерть, так же как и на полях Пруссии, вставала во весь свой рост...” (VI, 10, 365)

Зима 1919 г. Начало восстания.

3. 3 “Проба сделана: пустили на войсковую землю полки вонючей Руси, пошли они, как немцы по Польше, как казаки по Пруссии”.*

3. 4 “Лучше б погиб ты где-нибудь в Пруссии, чем тут, на материных глазах!” – мысленно с укором говорил брату Григорий...” (VI, 34, 416)

“Весна 1921 г.” В “банде” Фомина

4. “Он <Григорий> давно видел, с каким настроением встречают их жители хуторов... Пустой, словно вымерший, лежал перед Григорием хутор... Такое же безлюдье и такие же следы поспешного бегства жителей видел Григорий, когда казачьи полки ходили по Восточной Пруссии. Теперь довелось ему увидеть это же в родном краю... Одинаково угрюмыми и ненавидящими взглядами встречали его тогда – немцы, теперь – казаки верхнего Дона”. (VIII, 16, 697–698)

¾ ¾ ¾ ¾ ¾ ¾ ¾

Еще одно обстоятельство объединяет последние два фрагмента. Оба они подвергались цензурной правке: один (п. 5) появился лишь в самой первой публикации. И уже в журнале “Октябрь” эти строки были исключены. Другой эпизод там же был опущен и восстановлен в тексте позже, лишь под сильным нажимом самого Шолохова.

Таким образом, оба важных упоминания о Восточной Пруссии, противоречащих основной сюжетной версии, обнаруживаются в пограничных, неустоявшихся слоях, которые можно отнести, по-видимому, к самым ранним вариантам “Тихого Дона”. Они впоследствии подвергались интенсивной соавторской переработке и редактированию, частично были удалены. Их история в очередной раз указывает на недостаточно ясное понимание соавтором многих мест и составных элементов исходного текста романа.

Датировка восточно-прусских фрагментов

Датировка событий восточно-прусской версии сюжета “Тихого Дона” не представляется сложной. Дело в том, что на территории Восточной Пруссии было три периода маневренной войны: вторжение в начале войны русских армий Северо-Западного фронта (август 1914 г.), второе вторжение 1 и 10 армий (ноябрь 1914 г.) и поражение русских армий и их изгнание из пределов Пруссии (январь–февраль 1915 г.).

Некоторые художественные детали восточно-прусского фрагмента, например, летняя форма одежды казаков, позволяют датировать его. Из трех возможных вариантов единственным достоверным остается первый: август – начало сентября 1914 г. В пользу такого вывода говорит и характер боев в Восточной Пруссии – осенние бои (ноябрь 1914 г.) носили уже позиционный характер, и казачья конница ни тогда, ни тем более в январе 1915 г. “гулять по тылам”, да и просто “копытить землю” не могла. Период кавалерийских рейдов и активного участия казачьих полков в маневренных боевых действиях на чужой территории прошел. На Северо-Западном фронте он имел место только в первый период войны в августе 1914 г.!

Вывод о том, что упоминаемые события параллельной, “прусской” версии сюжета относятся к августу 1914 г., чрезвычайно важен: из него непосредственно вытекает, что бои в Галиции и в Восточной Пруссии относятся в военной биографии Григория Мелехова к одному и тому же времени – августу 1914 г. Эти два эпизода как бы взаимозаменяемы. Из того, что в одно и то же время центральный персонаж романа участвует в боях сразу на двух, далеко удаленных друг от друга участках фронта, можно сделать заключение о соотношении этих эпизодов между собой. Они не могут быть элементами одной и той же единой сюжетной линии, лишь вырванными и переставленными на новое место по воле соавтора.

Посмотрим на возникшую проблему с другой стороны и зададим вопрос: что же означает последовательное упоминание Восточной Пруссии в тексте “Тихого Дона”? Органичная связь рассмотренных “восточно-прусских” эпизодов и датировка событий в них (конец лета 1914 г.), подводит нас к выводу, что мы имеем дело не просто с другой версией романа, а с двумя разными вариантами одного и того же текста, с его двумя редакциями!

Эти две редакции “Тихого Дона” отличаются местом военной службы казаков хутора Татарского, а следовательно, и местом их (казаков) участия в боях на фронтах германской войны!

Две версии сюжета – внутренняя связь между ними

Одновременное присутствие в тексте “Галиции” и “Восточной Пруссии” может быть связано с механическим объединением двух различных редакций. Здесь открывается новое направление для исследования текста “Тихого Дона”: в разных редакциях можно попытаться найти такие фрагменты текста, которые позволили бы интерпретировать их как последовательное редактирование текста, его эволюцию в соответствии с замыслом автора. Взаимная связь двух версий, их соотношение между собой может определяться наличием общих мест, совпадением отдельных деталей, элементов и т. д.

Первый случай – два фрагмента из разных версий. Его можно интерпретировать как разные вариации единой авторской картины – образ страны, по которой прошла война, прошли казачьи полки. Как в Галиции, так и в Восточной Пруссии внутренняя конструкция фрагментов очень похожа. Сначала – “действие”:

Âîñòîчíàя Ïðóññèя	Ãàëèöèя
Казачьи кони копытили аккуратные немецкие поля...   кони ѕ> копытили ѕ> поля	Вызревшие поля топтала конница, на полях легли следы острошипых подков, будто град пробарабанил по всей Галиции... поля ѕ> топтала ѕ> конница на полях ѕ> следы подков

¾ ¾ ¾ ¾ ¾ ¾ ¾

Далее в обоих фрагментах показаны некоторые элементы реальной картины войны:

...казаки жгли немецкие жилища, по пути... стлался рудый дым и дотлевали обугленные развалины стен... потрескавшиеся крыши... жгли ѕ>обугленные развалины ѕ> cтлался рудый дым и дотлевали

По ночам за горизонтом тянулись к небу рукастые алые зарева, зарницами полыхали деревни, местечки, городки. тянулись алые зарева ѕ> зарницами полыхали

———————

Фрагменты небольшие, всего по несколько фраз. Буквальных совпадений в них нет. Тем интереснее встречаемое в них общее, образное и по внутренней конструкции, подобие. Здесь мы как бы встречаем творческую переработку, редактуру текста автором, который, изменяя некоторые элементы сюжета, сохраняет в себе и переносит в исправленный текст уже выработавшиеся, устоявшиеся художественные образы и картины.

Конечно, нельзя полностью исключать возможность того, что инверсия одного фрагмента в другой произведена соавтором, – слишком небольшой объем сравниваемых отрывков. Однако дальнейший анализ обеих версий делает такую возможность маловероятной и показывает, что соавтор фактически не видел различия между ними, механически кроя и соединяя отдельные отрывки текста.

Еще интереснее следы первоначальной, “восточнопрусской” версии, обнаруживаемые в версии “галицийской”. В описании взятия города Каменка-Струмилово 11-й кавалерийской дивизией упоминается порядок наступления войск на город:

“Пехотные части, имея на флангах и в резерве кавалерию, должны были повести наступление от леса с рассветом...”

Это совершенно противоречит действительной картине взятия города. Дело в том, что на этом направлении наступление от самой русской границы вела 11 кавалерийская дивизия. Вела самостоятельно, без поддержки армейской пехоты, прикрывая своим движением правый фланг наступавшей на Львов 3 армии Рузского. Следовательно, картина взятия города пехотными частями лишь при поддержке конницы должна относиться к какому-то иному эпизоду германской войны.

Продолжим изучение эпизода. В тексте указан точный номер пехотного полка, участвующего в штурме города, 211-й:

“...211 стрелковый полк получил распоряжение... на левый фланг...”

Нетрудно установить место боевых действий этого полка. 211-й пехотный (стрелковых полков в русской армии было всего 16, трехзначных номеров быть не могло) полк входил в состав 53-й пехотной дивизии, воевавшей в составе Первой армии Северо-Западного фронта в Восточной Пруссии под Кенигсбергом!

Далее, при взятии города Григорий совершает подвиг, спасает командира 9-го драгунского полка, за что и получает награду – Георгиевский крест. Однако 9-й драгунский полк входил в состав 9-й кавалерийской дивизии и сражался в Польше. Ни в Галиции, ни в Восточной Пруссии он оказаться в эти августовские дни 1914 г. не мог. Здесь мы сталкиваемся с существенным нарушением достоверности событий, причины которого однозначно указать не представляется возможным.

Но сразу после возвращения Григория после ранения в родной полк снова встречается прямое упоминание воинских частей, сражающихся на этом участке фронта:

“По городу двигались части 3-го корпуса... улицы забивались пехотой”.

И снова это указание на Восточную Пруссию!

Третий армейский корпус не просто воевал в составе Первой армии Северо-Западного фронта, но находился на главном, центральном направлении наступления русских войск, участвовал во взятии города Сталлюппенена (“Столыпин” – у Шолохова!).

Таким образом, открывается существование внутренней связи между текстами двух разных версий. В галицийских главах имеются прямые указания на то, что отдельные фрагменты описывают боевые действия русской армии в Восточной Пруссии в первые недели войны и, следовательно, являются вторичным, отредактированным текстом некоей первоначальной версии, где действие разворачивалось на другом фронте – в Восточной Пруссии.

1. ÐÀÇÍÛÅ ÐÅÄÀÊÖÈÈ
ÎÄÍÎÃÎ È ÒÎÃÎ ÆÅ ÕÓÄÎÆÅÑÒÂÅÍÍÎÃÎ ÝÏÈÇÎÄÀ

Âîñòî÷íàÿ Ïðóññèÿ	Ãàëèöèÿ
Это было, когда 12 полк сняли с фронта и кинули в Восточную Пруссию. Казачьи кони копытили аккуратные немецкие поля, казаки жгли немецкие жилища. По пути, пройденному ими, стлался рудый дым и дотлевали обугленные развалины стен и черепичные потрескавшиеся крыши. (IV, 4, 184)	Вызревшие хлеба топтала конница, на полях легли следы острошипых подков, будто град пробарабанил по всей Галиции... По ночам за горизонтом тянулись к небу рукастые алые зарева, зарницами полыхали деревни, местечки, городки. В августе, когда вызревает плод и доспевают хлеба, небо... серело... (III, 10, 124)

2. ÎÑÒÀÒÎ×ÍÛÅ ÑËÅÄÛ ÎÄÍÎÉ ÂÅÐÑÈÈ Â ÒÅÊÑÒÅ ÄÐÓÃÎÉ

2. 1 “Операция по захвату города началась рано утром. Пехотные части, имея на флангах и в резерве кавалерию, должны были повести наступление от леса с рассветом... 211 стрелковый полк получил распоряжение переброситься на левый фланг... Лесистая и болотистая местность...

Резерв ввели в дело к полудню... командир 4 сотни вывел сотню на просеку... Минут двадцать ехали по чаще... Сотня, расчлененная блужданием по лесу, в беспорядке высыпала на чистое”. (III, 13, 136–137)

2. 2 “Выписка из приказа<.> За спасение жизни командира 9-го драгунского полка подполковника Густава Грозберга казак 12-го донского казачьего полка Мелехов Григорий производится в приказные и представляется к Георгиевскому кресту 4-й степени”.

2. 3 “Сотня простояла в городе Каменка-Струмилово двое суток... Григорий разыскал квартиру казаков своего взвода...

По городу двигались части 3 корпуса. Узкие улицы забивались пехотой...” (III, 20, 151–152)

 

 

 

 

3. Петр Мелехов. Восточная Пруссия

 

Раздвоение сюжетной линии одного из центральных персонажей “Тихого Дона” имеет столь большое значение для выяснения предыстории и происхождения текста, что естественно встает вопрос о возможности независимой проверки полученных выше выводов. Задача эта не простая, поскольку военные эпизоды Григория Мелехова стоят в тексте как бы автономно от остальных. Единственным, что органично переплетается с ними, являются немногие эпизоды боевой судьбы брата Григория, Петра. Они-то и могут дать прямое (или косвенное) независимое подтверждение наличия в тексте двух различных механически объединенных вместе редакций.

Интересующая нас информация о Петре Мелехове содержится в следующих трех эпизодах:

• прибытие Петра на фронт и встреча там с братом Григорием;
• уведомление о смерти Григория и о его последующем “воскрешении”;
• эпизодическое упоминание фронтовой жизни Петра осенью 1916 – зимой 1917 в главах 5 и 8 четвертой части “Тихого Дона”.

В первом, описывая встречу Григория Мелехова с братом на фронте, автор вначале точно указывает характер

< “– Наши, донские... Маршевые пошли... Маршевая сотня шла... в имение...” >

и состав вновь прибывших на фронт казаков-хуторян:

“– Да ить это Степан Астахов! Гришка...! Брат, вот он”.

В полк, в котором служил Григорий Мелехов, из родного хутора с маршевым пополнением прибыли на фронт брат Григория Петр и Степан Астахов. Заметим здесь, что совместное участие в майских лагерях Петра и Степана говорит об их совместной службе в одном и том же казачьем полку 2-й очереди.

Насчет маршевого пополнения подтверждает и сам Петр, когда отвечает брату:

“– Здорово, братуха! – крикнул Григорий, улыбаясь Петру...

– Слава богу. К вам вот”.

“К вам вот”, то есть в ваш полк.

Дальше в разговоре Петр предупреждает брата об опасности, которая исходит от Степана:

“...ты его берегись... пьяный Степан грозился: как первый бой, даст тебе пулю”.

Однако, в середине разговора имеется авторская (соавторская?) ремарка, которая в противоречии с остальным текстом меняет ситуацию: Петр прямо отрицает то, что они прибыли в полк Григория как маршевое пополнение.

“– Ваша сотня – маршевая? – спросил Григорий.

– Зачем? Нет, мы в двадцать седьмом полку... Нашу сотню к какой-то пехотной дивизии пристегивают, это мы ее догоняем, а с нами маршевая шла, молодых к вам пригнали”.

Сопоставление этих слов с приведенными ранее, говорит о неуклюжей попытке соединить воедино два разных текста, две принципиально различные версии сюжета. Заметим еще, что 27-й полк, о котором будто бы упоминает Петро, сражался в Польше и его боевой путь с 12 Донским полком в Галиции пересечься в августе 1914 г. никак не мог.

Еще одно пересечение военных биографий братьев в третьей части связано с ранением Григория в бою. В гл. 16 сотенный командир Григория, сообщая родным о его смерти, упоминает в своем письме Петра,

“Сын Ваш пал смертью храбрых... Оставшееся имущество будет передано родному брату его Петру Мелехову...”

в точности подтверждая факт совместной службы братьев на фронте в одном и том же полку. Далее в тексте факт совместной службы братьев в одном полку подтверждается в 17-й главе: Петр сообщал в письме домой о “воскресении” брата (что могло иметь место лишь в том случае, если они вместе сражались на фронте!), а в следующем письме ругал Григория за плохой присмотр за конем.

“...я ему морду в кровь побью, хотя он и крестовый кавалер теперь, –писал Петро” домой в письме после 20 августа, хотя согласно галицийской версии судьбы Григория тот с еще не зажившей раной сразу после возвращения в полк (примерно 18 августа) получил второе ранение и был отправлен в госпиталь в глубокий тыл!

Это последнее письмо написано заметно другим стилем, здесь можно говорить о явной “соавторской” руке, редактировавшей текст. Но для нас важно, что фабула эпизода отлична от “галицийской” версии, несовместима с ней!

Наконец, в четвертой части “Тихого Дона” имеются два фронтовых эпизода, касающихся Петра Мелехова. В главе 5-й говорится о позиционной войне в окопах на берегах Двины, где вместе несут службу Петр и Степан Астахов, где Степан попадает в немецкий плен:

“...смерть стерегла Степана, – лежать бы ему на берегах Двины... <Петр отсиживался> в окопах, неподалеку от крутоглинистого берега Двины”.

По Западной Двине занимал оборону Северный фронт, куда вошли в первую очередь части, сражавшиеся в Восточной Пруссии, а позднее
постепенно отступавшие в глубь России. 5-й Донской казачьей дивизии, в составе которой воевал 27-й Донской полк, на этом театре военных действий не было, она сражалась на юге, в Галиции и в Румынии. А вот второе упоминание Петра Мелехова в четвертой части, посылка 27-го Донского казачьего полка в Петроград на подавление возникших в феврале 17-го года беспорядков, вполне соответствует “галицийской” версии сюжета.

ÑÎÅÄÈÍÅÍÈÅ ÄÂÓÕ ÐÀÇËÈ×ÍÛÕ ÂÅÐÑÈÉ Â ÑÞÆÅÒÍÎÉ ËÈÍÈÈ
ÂÎÅÍÍÀß ÁÈÎÃÐÀÔÈß ÏÅÒÐÀ ÌÅËÅÕÎÂÀ

1. Прибытие Петра на фронт с пополнением. Август 1914 г.

1. 1 Первоначальная версия: оба брата (а также Степан Астахов) служат в одном полку. Петро прибывает на фронт с маршевым пополнением.

“Полк, выведенный из линии боев, стоял на трехдневном отдыхе, пополняемый прибывшим с Дона подкреплением... – Наши, донские. Григорий, жмурясь, глядел на колонну, сползавшую в имение. – Маршевые пошли. – К нам, небось, пополнение. – Должно, вторую очередь подбирают. – Гля-кось, ребята? Да ить это Степан Астахов... – Гришка! Мелехов! Брат, вот он... Григорий пошел ему навстречу... Маршевая сотня шла... в имение, где расположился полк...

– Здорово, братуха! – крикнул Григорий, улыбаясь Петру...

– Слава богу. К вам вот”. (III, 10, 125)

1. 2  Позднейшая версия: Петро и Степан Астахов служат в 27 полку, который воюет на совершенно другом участке фронта. В бою Григорий и Степан встретиться не могут!

“– Ваша сотня – маршевая? – спросил Григорий.

– Зачем? Нет, мы в двадцать седьмом полку... Нашу сотню к какой-то пехотной дивизии пристегивают, это мы ее догоняем, а с нами маршевая шла, молодых к вам пригнали”. (III, 10, 126)

1.3 Продолжение первоначальной версии: Григорий и Степан с Петром служат вместе в одном полку.

“– Что ж Степан?.. – ...ты его берегись... пьяный Степан грозился: как первый бой, даст тебе пулю”. (III, 10, 126)

2. Уведомление родных о смерти Григория Мелехова

2. 1 Уведомление о смерти Григория подтверждает участие обоих братьев в общем бою:

“Сын Ваш пал смертью храбрых... Оставшееся имущество будет передано родному брату его Петру Мелехову... 18 августа 1914 г.” (III,16,145)

2. 2 Внедрение соавторской редактуры: Петр “ругает” Григория за плохой уход за конем, через два дня (!) после нового ранения и эвакуации Григория в тыл.

“Здравствуйте, дорогие родители, – писал Петро в письме, помеченном датою от 20 августа...

В следующем письме просил Петро прислать ему сушеной вишни... там же ругал он Григория за то, что, по словам казаков, плохо Гришка присматривает за конем, а ему, Петру, обидно, так как конь гнедой – его, Петра, собственный и кровный...

Я ему доводил до ума через казаков, что если он не будет ухаживать за конем... я ему морду в кровь побью, хотя он и крестовый кавалер теперь”, – писал Петро”. (III, 17, 145–146)

3. Боевой путь Петра Мелехова в 1916–1917 гг.

“...смерть стерегла Степана, – лежать бы ему на берегу Двины с петровой отметиной на черепе... пошел Степан охотником... и не вернулся... <Петр отсиживался> в окопах, неподалеку от крутоглинистого берега Двины”. (IV, 5, 190–191)

“Первую бригаду одной из пехотных дивизий, находившуюся в резерве Юго-западного фронта, с приданным к ней 27 донским казачьим полком, перед февральским переворотом сняли с фронта с целью переброски в окрестности столицы...” (IV,8,199)

 

 

 

4. Äíåâíèê íåèзâåñòíîãî êàçàêà.

Âîñòîчíàя Ïðóññèя

 

1914 г. Август. Русские полки, среди которых был и 12 Донской казачий, перешли границу и начали наступление в глубь Галиции. Первые бои, первые убитые враги, первые потери среди своих... Последовательно течет повествование “Тихого Дона”. Лишь однажды читатель наталкивается на неожиданный разрыв – одиннадцатую главу третьей части романа. Здесь мы находим дневник казака-добровольца Тимофея, рассказывающий о жизни своего автора за последние три-четыре месяца и о его смерти на германском фронте. Последняя запись в нем датирована 2 сентября. Дневник был будто бы найден на убитом казаке Григорием Мелеховым и “передан” в “штаб”.

Особое место 11-й главы “Тихом Доне” отмечалось исследователями уже давно. На первый взгляд, почти ничто не связывает ее с остальным текстом романа, лишь Елизавета Мохова упоминается на первых страницах этой вставной новеллы. Какова же истинная роль этой главы в развитии действия романа? Существуют ли какие-нибудь скрытые, глубинные связи между этой вставной новеллой и самим произведением?

Замечено было давно и важное противоречие, содержащееся в тексте “загадочной” главы. Шолохов “заставляет” подобрать на поле боя дневник Григория Мелехова. А последняя запись в дневнике датирована 4 сентября. Это, конечно, логическая бессмыслица, поскольку уже в двадцатых числах августа после второго ранения от авиационной бомбы Григорий был эвакуирован в Московский госпиталь. На этот факт обратил внимание еще Г. Ермолаев*.

Скорее всего, Шолохов просто не заметил этого противоречия в ходе работы, потому что позднее в последующих изданиях “Тихого Дона” он предпринял попытки замаскировать свою ошибку, для чего изменил дату боя за Каменку-Струмилово, в ходе которого получает ранение Григорий, на целый месяц, перенеся ее на сентябрь. Результатом таких “исправлений” стало разрушение хронологии всей сюжетной линии в третьей части и потеря достоверности описания событий. Ведь в сентябре русские войска, освобождая Восточную Галицию, ушли далеко-далеко на Запад, за Львов.

Все это заставляет внимательнее приглядеться к дневнику и попытаться идентифицировать упоминаемые в нем события, определить место действия и самих действующих лиц.

“...увидел первого убитого. Немец”

В дневнике мы встречаем упоминание об одном реальном историческом лице – есауле Чернецове, будущем донском герое-партизане.

“На моих глазах сотник Чернецов зарубил немецкого гусара”. (III, 11, 133)

Это сообщение сразу вызывает удивление – ведь Чернецов начал свой фронтовой путь на Северо-Западном фронте на границе с Восточной Пруссией в составе 26 Донского казачьего полка 4-й Донской казачьей дивизии. Там же летом 1915 г. начал по приказу командования формировать партизанский отряд. В Галиции Чернецов в боях никогда не участвовал!

Но в Восточной Пруссии с русской армией сражалась армия германская! Не поискать ли в тексте ее следов? Многие исследователи и просто читатели, относившиеся к “Тихому Дону” лишь как к произведению художественному, не придавали значения исторической основе романа, не воспринимали его как документальное, летописное изображение событий. Очевидно, по этой причине мимо внимания прошло прямое, однозначное указание на то, где разворачиваются события, о которых рассказывает автор дневника.

Вспомним первого убитого солдата, увиденного на войне неизвестным казаком-добровольцем:

“30 августа...

За местечком в канаве увидел первого убитого. Немец... Я еще издали увидел ноги убитого немца...” (III, 11, 131–132)

Убитый был немцем!

Следовательно, описываемые события разворачиваются на Северо-Западном фронте где-то в Восточной Пруссии или вблизи нее!

Упоминание “немца” – не случайная оговорка, оно сознательно и многократно введено автором в текст. Нигде в дневнике нет австрийцев или венгров, только германская армия: немецкие уланы, немецкие гусары, немецкие батареи, немецкие пулеметы.

“...из-за развалин сожженного завода гуськом выехали девять человек немецких улан... Когда немецкие уланы поскакали на нас... В последний раз двинул затвором... и только тогда глянул на немцев...

2 сентября...

...сегодня на заре мы атаковали немецких гусар... наши солдаты, – кажется 241-й и 273-й пехотные полки, – бежали... Мы вышли из деревни Тышвичи... Полк шел, разбитый на сотни. С проселка свернули влево и пошли по хлебам... обивая сочную росу с овсов... Где-то левее нас шел бой. Действовали немецкие батареи... слышал отчетливый хриповатый смешок немецких пулеметов... Два полка были сметены... На плечах их шел полк немецких гусар... Видел, как один казак шестой сотни, догоняя немца...” (III, 11, 132–133)

Одиннадцать раз немцы упомянуты на двух страницах текста!

“241-й и 273-й пехотные полки бежали...”

Одновременно в дневнике встречаются упоминания и частей русской армии, принимающих участие в боях. Это открывает перед нами независимый путь проверки полученных выше выводов.

Во-первых, в бою 2 сентября отмечены следующие полки:

“...наши солдаты, – кажется 241-й и 273-й пехотные полки, – бежали...”

241 и 273 полки – реальные боевые части. Они входили в состав второочередных 61-й и 69-й дивизий, разворачивавшихся в Виленском округе после начала общей мобилизации. Эти дивизии в начале сентября 1914 г. сражались на Северо-Западном фронте в составе 1-й Армии Ренненкампфа в Восточной Пруссии!

Во-вторых, говорится:

“4 сентября.

Мы на отдыхе. К фронту стягивается 4-я дивизия 2-го корпуса. Стоим в местечке Кобылино. Сегодня утром через местечко форсированным маршем прошли части 11-й кавалерийской дивизии и уральские казаки. На западе идут бои. Беспрерывный гуд”. (III, 11, 133)

Второй армейский корпус (в который, кстати, получил назначение Евгений Листницкий (!), но об этом разговор чуть ниже) воевал на стыке 1 и 2 Армий Северо-Западного фронта. Однако в его составе была не 4-я, а 43-я дивизия. Левее него занимал позиции шестой армейский корпус Второй (Самсоновской) армии, и вот в его состав входили и 4 пехотная, и 4 кавалерийская дивизия. Кроме того, здесь же сражалась 4 Донская казачья дивизия. А еще западнее воевала 15 кавалерийская дивизия, в которой был полк уральских казаков – 3-й казачий! Причем в этот момент, на начало сентября, других уральских казачьих полков на германском фронте не значилось!

Итак, можно сделать следующие выводы: одновременное упоминание 4 дивизии и уральских казаков является точным отражением боевой обстановки начала сентября на границах Восточной Пруссии на стыке 1 и 2 армий Северо-Западного фронта. Упоминание же в едином контексте 11 кавалерийской дивизии (в которой воевал Григорий Мелехов в Галиции) и 2 корпуса не стыкуются ни друг с другом, ни с первыми двумя сообщениями. Это может быть объяснено вторичными причинами: ошибками в написании (дивизия 43-я вместо 4-й или 3-й корпус вместо 2-го) или подгонкой к тексту других глав (11-я кавалерийская дивизия вместо 15-й).

Загадочная глава третьей части, дневник неизвестного казака, открыла много нового и неожиданного. Многократные и хронологически точные упоминания неприятеля, частей русской армии, реальных исторических лиц позволяют указать на возможное время (август) и место действия описываемых в дневнике событий (участок Северо-Западного фронта на границе с Восточной Пруссией). При этом никакие другие участки фронта в тексте не упоминаются*.

Выявленные выше особенности текста чрезвычайно важны тем, что полностью согласуются с выводами, сделанными при изучении сюжетной линии братьев Мелеховых, о существовании в “Тихом Доне” нескольких различных, несовместимых друг с другом версий развития сюжета, вокруг которых сгруппированы события в романе.

Другая версия “Тихого Дона” – попытка реконструкции

Итак, в тексте романа мы находим весьма необычную ситуацию: важнейшие персонажи – братья Григорий и Петро Мелеховы существуют и действуют как бы в двух различных, независимых измерениях. Согласно одному из вариантов фабулы романа, Мелеховы и Степан Астахов на войне служат в одном полку. Это означает, что эпизод прорыва из окружения в Восточной Пруссии (IV, 4), в котором Григорий спасает в бою Степана от верной смерти, не только не выпадает из общего развития действия романа, но органично входит в этот ранний “восточнопрусский” вариант сюжета.

Конструкцию и существенные внутренние связи этой версии можно попытаться восстановить следующим образом:

• на фронте братья Мелеховы и Степан Астахов служат в одном полку;
• в боевых действиях они принимают участие: в августе 1914 г. на Северо-Западном фронте, в Восточной Пруссии, а осенью 1916 г. – на Северном фронте (который выделился из Северо-Западного летом 1915 г.), на берегу Западной Двины;
• встреча Евгения Листницкого, прибывшего на Северо-Западный фронт во 2-й армейский корпус, с ранеными казаками хутора Татарского (подробнее об этом ниже) органично увязывается с рассмотренной выше версией.

Художественная канва сюжета просматривается такая:

• драка братьев со Степаном, когда автор упоминает о будущем продолжении этой “истории” на полях Восточной Пруссии”;
• прибытие на фронт Степана и Петра с маршевым пополнением в полк, где служит Григорий Мелехов;
• бои на фронте, окружение и последующий прорыв из него, во время которого Григорий спасает Степану жизнь;

<отступление в глубь России, занятие обороны по берегу Двины>

• хождение казаков в немецкий тыл, взятие “языка”, ранение Степана на немецкой территории у берега Двины.

———————

На протяжении длительного времени историческое действие “Тихого Дона” развивается в двух независимых плоскостях. Различны и художественные версии развития фабулы, образов, и конкретное историческое пространство, в котором развертываются основные события. Фронтовой путь Григория Мелехова, однажды расщепившись, расходится все дальше и дальше. Одно направление ведет на северо-запад, увлекая Григория от Восточной Пруссии к столице России Петрограду. А другое, пролегшее по полям Галиции, влечет его все дальше на юг, в сторону Румынии.

Безусловно следует признать, что обнаруженное нами раздвоение текста “Тихого Дона”, одновременное существование в нем двух различных версий романа имеет фундаментальное значение для текстологии “Тихого Дона”. Но прежде чем мы перейдем к интерпретации, необходимо сделать отступление и подробно познакомиться с внутренним устройством Донского казачества и организацией его мирной и военной жизни, без чего невозможно в полной мере понять смысл обнаруженного раздвоения.

 

 

 

 

5. Евгений Листницкий на фронте.

Галиция или Восточная Пруссия ?

 

Следующий объект нашего изучения – Евгений Листницкий, одно из главных действующих лиц романа, донской помещик, сын известного казачьего генерала, офицер одного из гвардейских казачьих полков. На страницах романа он представляет как бы целый пласт русской жизни. Однако с началом гражданской войны из повествования он стремительно исчезает. Чтобы лучше понять значение и роль этого персонажа, а также характер изменений первоначального образа, кратко охарактеризуем сюжетную линию Листницкого как одну из наиболее ярких и основополагающих в романе:

• представлен определенный социальный слой, объединяющий и несущий в себе признаки родовой принадлежности и сублимирующий “настоящий” момент с позиций своей среды;
• определенный тип мышления, конкретный выбор жизненной ориентации, универсальный (в силу распространенности подобного социального типажа в России начала века) и вместе с тем чрезвычайно индивидуальный (особенно, при контрасте с основной казачьей массой, среди которой он живет и имеет дело в армии);
• необходимый элемент макроструктуры романа, важнейший субъект исторической эпохи.

Сам образ Евгения Листницкого:

• выписан талантливо, со знанием мельчайших деталей и штрихов психологии и быта дореволюционной дворянской, офицерской и интеллигентской среды;
• занимает существенное, необходимое место в романе, трудно переоценить его роль и значение в раскрытии авторского замысла и развитии сюжетных линий;
• весьма реален, идентичен и схож с тысячами подобных судеб русских офицеров, участников мировой и гражданской войн в России.

———————

При этом мы сталкиваемся с следующими характерными особенностями повествования.

1. Незавершенность этой сюжетной линии.

2. Отсутствие активных действий главного героя в самых ответственных и, казалось бы, весьма подходящих для его социальной среды и взглядов эпизодах “Тихого Дона”.

3. Прерывистость, истоньчение и, в конечном счете, разрушение первоначальной созидательной и реалистической роли этой сюжетной линии.

Относительно ее характера в романе можно предположительно сказать следующее. Имеют место существенные изъятия текста в развитии сюжетной линии Евгения Листницкого. Причины обсуждались в первой части нашей работы:

а) весьма ненадежный и опасный для большевистского режима 20-х годов “белый” герой и остающийся еще (до массовых истребительных репрессий) реальный социальный тип;

б) сложности восприятия и приемлемого использования соавтором всей полноты и многогранности этого образа;

в) непонятность для соавтора его психологии.

В первой части исследования обсуждалось использование для закрытия лакун в сюжетной линии Евгения Листницкого “заимствований” из мемуаров белых генералов. Ниже мы рассмотрим проблему под несколько другим углом зрения и обсудим обнаруживаемые в тексте существенные изъятия и перестановки отдельных эпизодов этой сюжетной линии.

Боевая биография Евгения Листницкого

Начнем мы свой поиск с определения, казалось бы, простых вещей: выяснения того, где именно и в составе каких частей воевал на германском фронте Листницкий.

В первых двух частях “Тихого Дона” гвардейский казачий офицер, земляк главного героя Григория Мелехова, сотник Листницкий присутствует как бы на втором плане. Введение в текст с середины четвертой части заимствований постепенно сводит его линию до нуля: ему посвящено лишь по одной главе в пятой и шестой частях романа. Таким образом, кульминацией в линии Листницкого становятся эпизоды германской войны третьей и четвертой частей “Тихого Дона”.

Общий ход событий, связанных с Евгением Листницким, как они даны в романе, можно разбить условно на четыре узла:

• уход Листницкого на фронт в армейский казачий полк в августе 1914 года, последующие бои и ранение (третья часть);
• фронтовые будни на Стоходе в октябре 1916 г.;
• разговор с Моховым в Ягодном о февральском перевороте и событиях в стране;
• пребывание с полком в Петрограде после подавления июльского выступления большевиков в июле – августе 1917 г.

———————

Проанализируем упоминаемые в военных эпизодах географические, военные и иные сведения, которые можно использовать для привязки событий.

1. 1914 г. Отъезд на фронт. Восточная Пруссия

Описывая отъезд Листницкого на германский фронт, автор точно указывает ориентиры, по которым можно восстановить направление движения персонажа и определить местонахождение его нового полка.

“В первых числах августа сотник Евгений Листницкий решил перевестись из лейб-гвардии Атаманского полка в какой-либо казачий армейский полк. Он подал рапорт и через три недели выхлопотал себе назначение в один из полков, находившихся в действующей армии. Оформив назначение, он перед отъездом из Петербурга известил отца. ...получил назначение и уезжаю в распоряжение командира 2-го корпуса...

Поезд на Варшаву отходил в 8 часов вечера”. (III, 14, 138)

Отметим сразу неожиданную деталь, которая может характеризовать автора как современника описываемых событий, писавшего о них прямо по горячим следам. После начала германской войны и переименования в августе 1914 г. Петербурга в Петроград упоминается старое название “Петербург” еще раз и в эпизоде 9-й главы с Козьмой Крючковым:

“...из Петербурга и Москвы... приезжали смотреть...” (III, 9, 124)

Очень характерная деталь для человека, еще не привыкшего к измененному названию столицы, в сознании которого названием остается именно Петербург. И автор тонко подчеркивает это, когда в описаниях событий 1917-го года в четвертой части употребляется уже новое название – Петроград:

“Третьего <июля> – приказ: “не медля ни минуты – выступать”. Эшелоны полка потянулись в Петроград”. (IV, 10, 204)

В послевоенных изданиях Шолохов заменил в обоих случаях Петербург на Петроград.

Вернемся теперь опять к Листницкому. Если автор определил ему место назначения во Второй армейский корпус, то его отправление из Петербурга с Варшавского вокзала указано правильно. Этот корпус в августе 1914 года воевал на Северо-Западном фронте и занимал место на стыке 1-й и 2-й армий в районе Августовских лесов. Из Петербурга для прибытия в корпус действительно следовало ехать поездом по Варшавской дороге. Неожиданный, противоречащий традиционному восприятию текста, результат – Листницкий выезжает не в Галицию на Юго-Западный фронт, а на Северо-Западный, на совершенно иной участок.

А вот как описывается само место назначения, куда сотник прибывает варшавским поездом.

“Полк, в который получил назначение сотник Листницкий, понес крупный урон в последних боях, был выведен из сферы боев и спешно ремонтировался... Штаб полка находился в большой торговой деревне Березняги. Листницкий вышел из вагона на каком-то безымянном полустанке. Там же выгрузился походный лазарет... Листницкий узнал, что он перебрасывается с юго-западного фронта на этот участок и сейчас же тронется по маршруту Березняги – Ивановка – Крышовинское. Большой, багровый доктор...

– Ведь вы подумайте, сотник: протряслись двести верст в скотских вагонах для того, чтобы слоняться тут без дела...

<санитар:> – Издохла <лошадь> – а убрать не надо, вот ведь русский народ какой. У германцев, у тех не по-нашему”. (III, 14, 139)

В новом фрагменте все обнаруживаемые характерные особенности говорят в пользу высказанной выше гипотезы о прибытии Листницкого именно на Северо-Западный фронт:

– врач, попутчик Листницкого, прибыл со своим лазаретом незадолго до описываемой встречи с Юго-Западного фронта. Поскольку в августе 1914 г. фронтов было всего два, то подразумевается, следовательно, что разговор происходит где-то на Северо-Западном фронте;

– санитар в разговоре упоминает именно германцев, а не австрийцев. Косвенно это может подтверждать тот факт, что действие происходит на германском, а не на австрийском фронте.

Но особое, замечательное, свидетельство, подтверждающее нашу гипотезу, мы находим далее, когда Листницкий встречает раненых казаков с хутора Татарского. Раненых везет на телеге возчик, местный крестьянин. Белорус!

“Уже на въезде в Березняги лазарет встретился с транспортом раненых. Пожилой, бритый белорусс – хозяин первой подводы – шел около лошади... Трое казаков удобно разместились на широком возу...

– Какого полка? – спросил Листницкий...

– Двенадцатого...

– Ну, где вас ранило?

– Под деревней тут недалеко... С Татарского хутора, что возля вашего имения, троих ноне убило”. (III, 14, 140)

Ни в Галиции, ни на Волыни крестьяне-белорусы не жили. И напротив, в Восточной Польше, в Сувалкской губернии на границе с Восточной Пруссией жило многочисленное белорусское население. Выходит, что практически все упоминаемые в тексте характерные признаки для участка фронта, на который прибывает из Петербурга Листницкий и по которым можно было бы сделать географическую привязку, относятся к Восточно-Прусскому театру военных действий.

Наконец, в один ряд со всеми этими данными встает сообщение Евгения Листницкого отцу о своем возвращении домой после ранения. О возвращении из варшавского госпиталя:

“Из варшавского госпиталя Листницкий сообщил отцу о том, что по излечении приедет к нему в Ягодное...” (III, 22, 155)

то есть с Северо-Западного фронта, поскольку Варшава и ее военные тыловые учреждения никакого отношения к Юго-Западному фронту, к войскам, сражавшимся в Галиции, не имели!

2. 1916 г. Октябрь. Галиция

Интересно теперь сравнить “восточнопрусские” страницы с содержанием тех глав, где описано пребывание Листницкого на фронте, бои и его последующее ранение. В этих главах рассказывается об успешных боях на реке Стырь, подробно показывается обстановка в казачьем полку, офицерское окружение Евгения. Впервые на страницах романа появляется один из важнейших персонажей – сначала вольноопределяющийся, а в 4-й части уже хорунжий Илья Бунчук.

В эпизодах третьей части бросаются в глаза два обстоятельства. Первое, практически полное совпадение окружающих Листницкого персонажей с теми, кто описан в начале четвертой части “Тихого Дона”, хотя эти события относятся к осени 1916 г. и отстоят от августа 1914 г. более чем на два года. И второе, отсутствие вопреки авторской традиции, точного наименования полка, в котором разворачиваются события.

Попытаемся сначала восстановить название полка, в котором воюет Листницкий. Первое указание – участок фронта, где происходят события. Это район реки Стохода, несколько южнее Полесья:

“Тысяча девятьсот шестнадцатый год. Октябрь. Ночь. Дождь и ветер. Полесье. Окопы над болотом, поросшим ольхой”. (IV, 1, 167)

На Стоходе в этих местах в составе 2-й Сводной казачьей дивизии IV-го конного корпуса воевала донская казачья бригада, состоявшая из 16-го и 17-го Донских казачьих полков. В тексте мы находим прямое упоминание этой дивизии:

“Из пулеметной команды двух арестовали..., часть разбросали по полкам 2 казачьей дивизии”. (IV, 2, 173)

Еще одним подтверждением тому, что Листницкий воевал в 16 или 17 Донских полках, служит упоминание в тексте одного населенного пункта в районе боевых действий полка – местечка Незвиски.

“Через день полк сняли с позиций и отвели в тыл... каптенармус, ездивший в местечко Незвиску за продуктами...” (IV, 2, 173)

Это же название встречается в воспоминаниях атамана Краснова “Всевеликое войско Донское”, который как раз и командовал этой казачьей бригадой, а со временем и всей Второй Сводной казачьей дивизией.

“В Бутурлиновке союзники видели доблестный Георгиевский Гундоровский полк... Атаман... представил их союзникам: – Это те герои, ...с которыми я бил немцев под Незвиской, австрийцев у Белжеца и Комарова...”*

Таким образом, факт фронтовой службы Листницкого во 2-й Сводной казачьей дивизии можно считать установленным. Можно предположить и причину “безымянности” его полка в тексте – всякое упоминание в “Тихом Доне” доблестной службы на германском фронте будущего донского атамана в двадцатые годы было бы неприемлемым.

3. 1914 г. Август. Галиция

Остается немногое: идентифицировать боевые эпизоды, в которых участвует и получает ранение Евгений Листницкий в 1914 г. Сначала несколько предварительных замечаний по тексту. В 15-й и 22-й главах точно называется противник – австро-венгерская армия, а также месторасположение фронтового участка, где происходят бои.

“Дивизия получила задание форсировать реку Стырь и около Ловишчей выйти противнику в тыл... Операция по форсированию реки была выполнена дивизией блестяще... Под Ловишчами австрийцы, при содействии мадьярской кавалерии, пытались перейти в контрнаступление...” (III, 15, 141)

“На юго-западном фронте в районе Шевеля командование армии решило грандиозной кавалерийской атакой прорвать фронт противника и кинуть в тыл ему большой кавалерийский отряд, которому надлежало совершить рейд вдоль фронта... Атака должна была произойти 28 августа, но по случаю дождя ее отложили на 29-е...

В версте расстояния от своей сотни Листницкий видел черные брошенные логова окопов...” (III, 22, 154–155)

В тексте точно указан характер участия полка Листницкого в боевых операциях – в начале наступления он ведет бой в составе дивизии: (“Операция по форсированию реки была выполнена дивизией блестяще”), а позднее в составе еще более крупного конного отряда: (“командование армии решило грандиозной кавалерийской атакой прорвать фронт”)

Таким образом текст третьей и четвертой частей романа позволяет сделать нам несколько принципиальных выводов.

1. О локализация описываемых в третьей части боевых действий, в которых участвует Листницкий в 1914 г. – бои ведутся в Галиции на Юго-Западном фронте.

Это обстоятельство прямо противоречит начальным эпизодам третьей части, где Листницкий прибывает на Северо-Западный фронт во Второй армейский корпус.

2. О характере боевых действий полка Листницкого – форсирование реки Стырь в составе 2 Сводной казачьей дивизии и предполагаемый последующий кавалерийский рейд по тылам.

Это противоречит версии начальных глав, где предполагается прибытие Листницкого в казачий полк, приданный 2 армейскому корпусу для несения в основном тыловой службы. Боев в таком случае в составе дивизии и конного корпуса быть не могло бы.

3. Хронология и датировка боевых действий – здесь возникает самый парадоксальный результат. В ходе Галицийской битвы в 1914 г., развернувшейся на территории Австро-Венгрии, уже к 15 августа был прорван австро-венгерский фронт на реке Буг (что намного западнее реки Стырь). Об этом говорится в самом “Тихом Доне” при описании взятия г. Каменка-Струмилово 15 августа, под которым получает первое ранение Григорий Мелехов. К концу августа фронт уже ушел далеко на запад за Львов и никаких боев на русской территории на реке Стырь быть не могло!

Рассматриваемые эпизоды в романе имеют радикальные провалы и нестыковки с остальным текстом как по содержанию, так и по точности и исторической достоверности описываемых событий. Попробуем, однако, решить иную задачу: определить, какие события описаны под видом боев конца августа 1914 г. Решение этой задачи не представляет особого труда – форсирование 2-й Сводной казачьей дивизией Стыри и последующая попытка прорыва австрийского фронта IV конным корпусом генерала Гилленшмидта, в который входила 2-я Сводная дивизия, имела место в мае–июне 1916 г. во время Брусиловского прорыва на Юго-Западном фронте*. Трудно переоценить значение этого результата для текстологии “Тихого Дона”.

Во-первых, можно теперь утверждать, что фрагменты 1914-го года органически и неразрывно связаны с текстом четвертой части: общие персонажи, одно и то же событие – Брусиловское наступление русской армии лета и осени 1916 г.

Во-вторых, выявлена попытка откровенной фальсификации описания с использованием готового текста, относящегося совершенно к другим событиям. При этом, редактированием текста, соавтор стремится замаскировать сам факт фальсификации.

В-третьих, можно говорить о наличии у Шолохова готовых текстов, не включенных по каким-либо причинам в опубликованную версию романа.

В-четвертых, установлен факт изъятия из “Тихого Дона” значительных пластов текста, с последующей соавторской заменой их близкими по внешним признакам фрагментами различного происхождения.

Факт грубой деформации и искажения военных эпизодов линии Евгения Листницкого следует считать установленным и доказанным. Его боевой путь на страницах “Тихого Дона” начался в августе 1914 г. на границе Восточной Пруссии, куда он прибывает во Второй армейский корпус. Но тут же и оборвался – по воле Шолохова. Все описания фронтовой жизни в романе оказались изъятыми и лишь ничтожным осколком этих рассказов затерялась фраза о возвращении Евгения домой из варшавского госпиталя. А взамен опущенного Шолоховым в роман включены фрагменты Брусиловского наступления весны – начала лета 1916 г., не вошедшие в четвертую часть, где рассказывается о заключительных стадиях этой операции** .

Суммируя все это с тем, что было получено при изучении заимствований, приходим к следующему основному итогу.

Образ Евгения Листницкого, связанные с его развитием важные эпизоды и фрагменты текста подвергнуты Шолоховым грубому, прямому
искажению, многочисленным обширным изъятиям, перестановкам и дополнениям собственного или заимствованного происхождения. Метод работы при этом включал в себя прямую фальсификацию событий, а сам Шолохов выказал полное равнодушие к достоверности и последовательности изложения событий в создаваемой таким образом будущей печатной версии “Тихого Дона”.

 

 

 

 

6. Донские казачьи части в русской армии

Состав, размещение, комплектование

Правильное понимание текста “Тихого Дона” требует от нас знания некоторых специфических сторон казачьей жизни. Нам необходимо представлять порядок прохождения воинской службы отдельным казаком, военную организацию казачьих частей, включение этих частей в общую армейскую систему обороны России. И, наконец, представлять историю участия казачьих частей в боевых действиях на фронтах Мировой войны.

На сегодняшний день такая информация по истории казачества малодоступна для исследователей и практически совершенно неизвестна рядовому читателю. Поэтому из ряда справочных изданий мы извлекли соответствующие подробные сведения, на основе которых будет продолжен дальше анализ текста романа и причин возникновения в нем разных версий.

Порядок службы в казачьих войсках

Организация службы в казачьих войсках (в которые входило как самое крупное и Войско Донское) определялось положением, впервые принятым в 1835 г. при императоре Николае 1 и впоследствии, с изменениями и дополнениями, существовавшим до самой революции.

Порядок прохождения службы, в главных чертах сохранившийся до 1914 г., определился в ходе реформы 1874–75 гг. в следующем виде. Донские казачьи полки делились на гвардейские (2), армейские 1-й очереди (17), в которых несли службу казаки в мирное время, армейские полки 2-й и 3-й очередей (17+17), выставлявшиеся во время войны, отдельные сотни, батареи и местные воинские команды.

В мирное время казачьи полки первой очереди служили в качестве армейской конницы в составе либо кавалерийских дивизий (четвертые полки), либо казачьих дивизий (сформированных из одних казачьих полков).

Служба казака начиналась в 18 лет с принесения присяги, после чего в течение трех лет подготовительного периода (с 1909 г. – 1 год) шло предварительное обучение молодого казака на лагерных сборах. Дальше начиналась действительная служба в течение 12 лет. Из них первые 4 года служба проходила в двух гвардейских или семнадцати армейских казачьих полках. Места расквартирования их были в обеих столицах и в западных военных округах (Виленском, Варшавском, Киевском и Одесском) в
соответствии с планами прикрытия страны на случай войны на западной границе.

После 4 лет службы казаки отпускались домой и зачислялись на льготу: в полки второй (4 года) и третьей (4 года) очереди. Служба в них заключалась в ежегодном участии в лагерных сборах (как правило, весной, 3–4 недели в мае) и в готовности при первой необходимости к немедленному выступлению в поход со своим льготным полком. В следующие 5 лет казаки числились в запасе.

Посмотрим теперь, что может нам раскрыть нового и малоизвестного знание порядка казачьей службы. Прежде всего это возраст героев. Григорий Мелехов в конце первого года, о котором повествуется в книге, принимает присягу – ему, следовательно, исполнилось уже 18 лет. Отсюда можно определить год его рождения как 1893–1894 гг.

Его брат Петр уже вернулся с действительной службы, в самом начале романа мы встречаем его уже на льготе, едущим в майские лагери. Значит, он принимал присягу не менее чем за 7 лет до Григория (3 года подготовительной службы плюс 4 года действительной) и по возрасту братья различаются не менее чем на 7 лет. Наиболее вероятным годом рождения Петра следует считать 1886–1887 гг.

Интересно отметить и такую малозаметную деталь. Согласно развитию действия в “Тихом Доне”, начало которого можно отнести к 1911 или 1912 гг., с момента принятия Григорием присяги и до призыва на действительную службу проходит один год. Это в точности соответствует изменениям порядка прохождения подготовительной службы в казачьих войсках, введенных в действие в 1909 г. за три года до присяги Григория.

Порядок комплектования

Вторым важным параметром службы являлся порядок комплектования казачьих полков. Он в своем историческом развитии прошел три этапа. Вначале полки формировались из казаков одной или нескольких близлежащих станиц. После принятия Положения 1835 г. были определены несколько округов (или как их тогда еще называли – отделов), за которыми были соответственно закреплены армейские казачьи полки. В пределах округа полки получали возможность укомплектовываться казаками любых станиц этого округа. При окончании срока призыва казаков полк распускался по домам (переходил на льготу), а на его место из вновь призываемых на службу формировался новый полк с новой нумерацией.

Такой порядок был признан неудобным, и Высочайше утвержденным приказом по Военному министерству от 1875 г. система комплектования была изменена. Казачьи полки получили постоянную нумерацию. Помимо двух гвардейских полков постоянно на действительной службе находились Донские казачьи полки с 1-го по 17-й. Номера с 18-го по 34-й составили полки 2-й очереди, а с 35-го по 51-й – 3-й очереди.

Какое значение может иметь для нас, для текстологии “Тихого Дона” вышеуказанные документы о порядке несения военной службы Войском Донским? Самое принципиальное! Дело в том, что существовавший порядок несения службы определял жесткую связь между полком, в котором служил казак, и местом его проживания. Зная, в каком полку служили казаки, можно было твердо установить круг станиц, из которых они могли быть взяты на службу.

Так, например, Григорий Мелехов, несший службу в 12 Донском казачьем полку и в его составе участвовавший в войне с Австро-Венгрией, мог родиться и быть призванным на службу только в станице Донецкого округа (в 1918 г. из него выделился новый Верхне-Донской округ с центром в станице Вешенской), где комплектовались 10-й, 11-й и 12-й Донские казачьи полки.

Родившись в Донецком округе, Григорий Мелехов не мог нести службу в полках, воевавших в Восточной Пруссии! Ибо ни один из упомянутых выше трех полков (10-й, 11-й и 12-й) в боях в Восточной Пруссии участия не принимали!

Мы подошли к пониманию существующего в тексте “Тихого Дона” раздвоения фабулы и сюжета.

В ранней редакции “Тихого Дона”, в основе которой лежит восточно-прусская фронтовая биография братьев Мелеховых, место действия романа, где происходили основные события в жизни героев, находилось вне пределов Донецкого округа.

В наших руках оказался ключ к скрытым в тексте тайнам его предыстории и происхождения. Внешняя фабула романа, развитие сюжетной линии центральных казачьих персонажей оказывается жестко привязанными к месту действия “Тихого Дона” (его географическим инвариантом): при любых редакторских изменениях и переделках текста в условиях сохранения его исторической достоверности автор должен был жестко увязывать расположение описываемой им в романе донской станицы с военной судьбой своих героев, местом на германском фронте, где они должны были сражаться, защищая Россию.

 

 

 

 

7. Áàêëàíîâöû

(Ãäå íàõîäèëñÿ õóòîð Òàòàðñêèé?)

 

Для определения первоначального месторасположения родной станицы Мелеховых необходимо проанализировать все имеющиеся в тексте сведения о частях, в которых служили казаки хутора Татарского. Задача эта разбивается на две: определение места службы молодого поколения казаков на фронтах германской войны и выявление достоверных сведений о военной службе старшего поколения.

3-й Донской казачий имени Ермака Тимофеевича полк

В первом случае самой важной информацией для нас было бы указание на конкретный полк, в котором воевали братья Мелеховы и Степан Астахов в Восточной Пруссии. Однако текст отредактирован достаточно тщательно и таковых сведений в нем нами не обнаружено. Хотя одно обстоятельство заслуживает внимания: друг и шурин Григория – Митька Коршунов “в виде исключения” попадает на службу в 3-й Донской казачий полк, комплектовавшийся в Усть-Медведицком округе! Это обстоятельство становится первым указанием на возможное первоначальное место развертывания событий в романе “Тихий Дон”.

Кстати, 3-й Донской казачий полк был придан III армейскому корпусу 1 армии Северо-Западного фронта. И упоминание именно этого корпуса мы встречаем в поздней версии (взятие г. Каменки-Струмилово): “по городу двигались части 3 корпуса...” среди случайно сохранившихся фрагментов первоначальной редакции. Можно лишь гипотетически предположить, что в Восточной Пруссии Григорий Мелехов мог сражаться в составе именно этого полка вместе со своим другом и сверстником Коршуновым.

Можно также вспомнить и то, что мы выяснили при изучении текста “повстанческих” глав. Рассказ об отступлении казаков на левый берег Дона, а также хронология последовавшего освобождения казачьей территории от красных, указывает на район станицы Усть-Хоперской как место расположения хутора Татарского. Интересно, что именно из этой станицы был родом Козьма Крючков, герой германской войны, первый Георгиевский кавалер. Его мы обнаруживаем и в “Тихом Доне” в качестве сослуживца Митьки Коршунова, а также самостоятельного персонажа отдельного военного эпизода начала войны.

Старый казак Максим Богатырев

Другую возможность поиска предоставляют казаки старшего поколения. Их в романе трое. Прокофий, дед Григория Мелехова, воевал в Крымскую кампанию, но каких-либо указаний на место и время участия его в военных действиях в тексте нет. Односум Прокофия, дед Гришака участвовал в Балканской кампании 1877–1878 гг. и был даже “ординарцем у генерала Гурко”. В боях по освобождению Болгарии участвовали многие донские полки как Донецкого округа, так и набранные в округах Хоперском, Усть-Медведицком и др. Многие из них получили за эту кампанию георгиевские знамена. Немногочисленные сведения, сообщаемые самим дедом Гришакой, не позволяют точно определить полк, в составе которого он воевал на Балканах, ни даже уверенно утверждать, что его рассказ относится именно к этой кампании, а не к предыдущей, Крымской!

Остается последняя возможность, свидетельство почти столетнего старика, деда Григория Мелехова – Максима Богатырева на свадьбе Григория и Натальи. Этот небольшой эпизод, связанный с рассказом о былой службе девяностодвухлетнего казака, дает не просто яркий образ старого воина. В нем скрыт глубокий внутренний смысл – это рассказ о лучших многовековых традициях казачества, опирающихся на ясно сознаваемое нравственное чувство.

По русской православной традиции и сама война, и убийство людей на ней считались противными христианским требованиям. Единственным моральным оправданием могла быть справедливость целей, преследовавшихся в войне: “положить жизнь за други своя”. При этом воровство, мародерство, обида мирного населения считались большим и непростительным грехом, который как бы лишал воина морального оправдания его участия в войне.

“– Заняли мы этот аул на рассвете, а в полдень играет трубач тревогу... Я и говорю своему полчанину: “...отступать будем, тяни ковер со стены, а мы его в торока”... Вот, сынок, на какой грех попутал нечистый... До этого сроду не брал чужого... бывало займем черкесский аул, в саклях имение, а я не завидую... Чужое сиречь от нечистого... а тут поди ж ты... Влез в глаза ковер... с махрами... Вот, думаю, попона коню будет...” (I, 23, 45)

В кратком рассказе-воспоминании старика Богатырева о войне на Кавказе концентрированно выражено основанное на православной вере глубокое убеждение казаков, которое несомненно разделяет и сам автор, что на протяжении всей земной жизни необходимо свято выполнять свой долг перед Богом и людьми. Оглядываясь назад на прожитую жизнь, старец Богатырев (“Тридцать девятого года присяги”) не может без мучительного стыда вспоминать единственный случай за все время его службы, когда он во время боя взял чужую вещь и ею воспользовался. Причем взял не ради обогащения, не для себя – пожалел верного друга, боевого коня. Спустя шесть десятилетий не утихла в душе старого казака боль от совершенного греха.

Мы не случайно так подробно остановились на этом эпизоде. Нам важно уяснить символическое значение, которое придавал ему автор. Читая эти строки, мы видим, как, вспоминая о былом, преображается немощный старик, как загораются незрячие глаза: в них на мгновение проступает образ вечно молодого бессмертного казачества. Перед нами как бы вестник прошедших поколений казаков, стремившихся праведной жизнью и доблестной службой, верно исполняя свой долг, умножать славу казачества и России. Приглядимся к некоторым отдельным деталям рассказа старика.

Баклановцы

В короткой и яркой речи старого воина нет случайных слов, каждое из них несет определенную смысловую нагрузку. Послушаем разговор на свадьбе Григория двух старых воинов, вспоминающих свои боевые дела:

<ÁÀÊËÀÍÎÂÑÊÈÉ ÏÎËÊ>

(Äåä Ãðèøàêà)		(Äåä Ìàêñèì Áîãàòûðåâ)
– Какого года присяги?.. – Чей же будете? Из каких?   – Родствие Мелеховым?... – Полка-то Баклановского?... Значица, в кавказской кампании пребывали?		– Тридцать девятого, сынок... – Вахмистр Баклановского полка Максим Богатырев... – Ага, дедом довожусь. – С самим покойничком Баклановым, царство небесное, служил, Кавказ покоряли...
– А я в турецкой кампании побывал... Под Рошичем был бой, и наш полк, Двенадцатый Донской казачий, сразился с ихними янычирами...			– Играет это трубач тревогу, – продолжает баклановец... Дед баклановец вскидывает голову... шепчет:
Дед Гришака плачет и стучит ...по ...спине деда баклановца...	– Пики к бою, шашки вон, баклановцы! Баклановцы–молодцы!.. в атаку... марш, марш!

И осмысленно и молодо глядит на деда Гришаку и не утирает замызганным рукавом чекменя щекочущих подбородок слез”. (I, 23, 44-45)

¾ ¾ ¾ ¾ ¾ ¾ ¾ ¾

Вот он, ключ к пониманию текста! Восемь раз в разговоре говорится о баклановцах, о Бакланове! Автор точно и недвусмысленно говорит о Баклановском полку как о месте службы деда главного персонажа Григория Мелехова. Выбор полка автором не случаен: в контексте разговора, по той уважительности, с которой оба старых казака упоминают имя генерала, мы видим: Бакланов для них олицетворяет лучшие традиции прошлого. Поэтому помимо прямой поставленной цели – идентификации полка, в котором служили казаки и, таким образом, выяснения места на Дону, где первоначально был расположен автором родной хутор Мелеховых, нам важно выяснить, что символизировало, с чем могло быть связано это имя для автора “Тихого Дона”.

Яков Петрович Бакланов

Один из легендарных казачьих командиров прошлого времени. Он отличался в бою такой храбростью и неустрашимостью, что пользовался безграничным уважением служивших под его началом казаков. Известный историк прошлого века, историограф Кавказской войны граф Василий Александрович Потто, дал подробное описание жизни генерала, в честь которого и в память заслуг его перед Россией и казачеством одному из армейских донских полков было присвоено его легендарное имя.

Яков Петрович Бакланов родился 15 (27) марта 1809 г. в Гугнинской станице 2-го военного округа. В раннем детстве он пережил события, отложившиеся в его сознании на всю последующую жизнь. Он пережил “грозу 12-го года”: своими глазами видел, как казаки собирали на Дону ополчение на Наполеона.

“...Яков Петрович помнил, например, как летом 1812 года... на Дон приехали гонцы от атамана Платова. Они объезжали станицы, – не миновали конечно и Гугнинской, – возвещая повсюду, что враг, пришедший в несметном количестве разорить Россию, похваляется пройти ее до самых берегов заветного Дона. “Если Бог, – говорили глашатаи, – попустит врага осквернить своим присутствием казацкую землю, тогда не пощадит он ни жен, ни детей наших, поругает он храмы господни, встревожит прах отцов наших и смешает горячую казацкую кровь с волнами тихого Дона”.

“Атаман, – говорили они в заключение, – призывает всех верных донцов стать на защиту царя и отечества!”

Впечатление, производимое на всех этою грозною вестью, было невыразимое. Весь Дон от верхних до нижних юрт шумел и волновался. По всем станицам раздавался тогда один единодушный крик: “скорее умрем, чем выдадим Россию и тихий Дон на поругание поганым французам!” – И вот, без царского слова, по одному наказу своего атамана, и старые и молодые, богатые и бедные спешили становиться под знамена... Во всех станицах формировались сотни. Маститые старцы, покрытые ранами и давно вкушавшие покой посреди многочисленных своих поколений, подавали пример и первые садились на коней, увлекая доблестное казацкое юношество. В церквах то и дело служились заказные молебны, и казаки, припадая к образам, давали священный обет не видать ни жен, ни детей, ни домов своих, пока не изгонят врага за пределы России”.*

Мы не случайно привели такой большой фрагмент из книги В. А. Потто. Трудно без волнения читать эти строки, рисующие картину всеобщего подъема казачества на спасение родины. Не поняв тех чувств, которые наполняли и воспламеняли тогда души казаков и которые бережно сохранялись и передавались дальше из поколения в поколение, нам невозможно будет понять и внутренний пафос автора казачьей “Илиады”, увидеть его заветные чувства и мысли. Ведь, например, строки, ставшие эпиграфом к тексту “Тихого Дона”, взяты из двух песен, сложенных в то грозное время и посвященных отечественной войне 1812 года!

“Яков Петрович говорит, что он жил все это время на улицах... впечатление общей картины было так сильно, что по прошествии с лишком пятидесяти лет вся эта чудная эпоха вставала перед ним.. как лучшее и драгоценнейшее воспоминание детства” (там же, с. 8).

3-й военный отдел

Как легендарная эпоха 1812-го года для Бакланова, так и сам генерал и его верные сподвижники по боевой службе стали для новых поколений – для автора “Тихого Дона”! – живой легендой. А материальным свидетелем этих славных дел, вестником героического прошлого на страницы романа пришел баклановец, дед Богатырев.

Он явился напоминанием славного прошлого казаков хутора Татарского которым доводилось служить под знаменами 17 Донского казачьего имени генерала Я. П. Бакланова полка, комплектовавшегося в Усть-Медведицком округе.

“В июне месяце 1850 года на смену Донского казачьего № 20 полка, занимавшего передовую Кумыкскую линию [на левом фланге Кавказской линии], был прислан с Дона новый 17 полк. Он был сформирован из казаков 3 военного округа...” (там же, с.96)

Это был 3-й отдел Войска Донского с управлением в ст. Усть-Медведицкой*.

Во все последующие годы 17 Донской казачий полк комплектовался в Усть-Медведицком округе, наряду с двумя другими армейскими полками: 3-м и 15-м**. Следовательно, наиболее вероятно, что именно этот округ, центр которого находился в нескольких десятках километрах от Вешенской станицы ниже по течению Дона, и был первоначально родиной героев “Тихого Дона”, где-то здесь поместил автор Мелеховский курень на краю хутора Татарского – с названием вымышленным, но явно не случайным***.

И именно здесь родился и жил, писал свои рассказы, избирался казаками в Государственную думу и на Войсковой круг, а когда подошла нужда – сражался за родную донскую землю русский писатель Федор Дмитриевич Крюков.

 

 

 

 

8. Когда создавался “Тихий Дон”

Соавтор

Закончен еще один цикл исследования “Тихого Дона”. Можно сделать два главных вывода, касающиеся цельности художественного текста. Механические перестановки и изъятия отдельных фрагментов и эпизодов текста, тенденциозное редактирование и восполнение отдельных сцен романа нарушают его органичность. Мы столкнулись с явной вторичной переработкой художественного текста, сопровождаемой характерными приемами (повторение эпизодов, “зеркальная инверсия”, как метод “расширенного воспроизводства” текста и т. д.). Все это привело нас к следующим выводам.

1.  “Тихий Дон” имеет сложную структуру, во многом подобную той, что создают введенные в него заимствования. Часть фрагментов вторична по отношению к основному тексту, имеет многочисленные явные расхождения и противоречия, пристрастна по отношению к казакам, сражающимся против большевистской диктатуры, наполнена идеологическими штампами 20-х годов. Разновременное участие нескольких авторов (концепция “автор” – “соавтор”) в создании романа представляется более чем вероятным.

2.  Соавторские методы работы заключаются в неоднократном использовании текста, инверсии, пропагандистских клише, огрублении и деформации языка. Оторванность как самих новообразованных фрагментов, так и их лексики от основного текста также напоминает нам заимствования.

3.  Встречая глубокие и неустранимые отличия между отдельными фрагментами и эпизодами, которые вроде бы говорят о невысоком уровне соавторской обработки текста, мы в то же время встречаем последовательное внесение в текст дополнений (заимствований, собственных построений вроде эпизода с генералом Фицхелауровым) и исправлений, тщательные изъятия фрагментов, не вписывавшихся в общую “советскую” композицию романа. Все то, что обеспечивает в целом соединение разрозненного и неприемлемого для тогдашнего времени материала в целостное произведение.

Соавтор в “Тихом Доне” представляется нам многоликим. Результатом его деятельности стали не только отдельные опусы и неудачные вкрапления в тексте, но и работа многочисленных редакторов, помощников, консультантов. Определенные единство, законченность и оформленность получившегося произведения заставляет думать о наличии в те годы достаточно мощной интеллектуальной силы, сумевшей спланировать и направить непосредственную литературную работу Шолохова. А может быть, и определявшей – и определившей! – его судьбу.

Автор: две редакции “Тихого Дона”

Другой наш вывод относится к собственно авторскому художественному тексту. Мы обнаружили в нем (в исходном – дошолоховском) тоже сложную структуру, но связанную уже с иными факторами. Эта структура проявилась прежде всего в главах, посвященных германской войне и связана, по-видимому, с объединением в тексте “Тихого Дона” нескольких различных авторских версий или редакций романа.

Такой вывод можно без всяких преувеличений считать настоящим открытием в текстологии “Тихого Дона”. Сосуществование в тексте нескольких авторских редакций дает возможность гораздо полнее понять и представить как пути создания первоначального текста, так и самого неизвестного нам автора. Сначала остановимся кратко на обнаруженных нами особенностях различных авторских редакций.

Прежде всего бросаются в глаза случаи изъятий и перестановок отдельных частей и фрагментов текста, максимально маскируемые Шолоховым. С точки зрения правдивости и достоверности изображаемых в “Тихом Доне” событий используемые Шолоховым “литературные” приемы производят совершенно невероятное впечатление. Например, в случае с Евгением Листницким, объединяя в тексте события, относящиеся не только к разным фронтам, но и к разным годам (приезд Листницкого на Восточно-Прусский фронт в 1914 г. и бои Брусиловского прорыва в мае 1916 г.), он представляет читателям получившийся эпизод как события августа 1914 г. в Галиции! Подобные приемы заставляют нас предположить, что при составлении известного нам текста романа могли иметь место самые невероятные и произвольные деформации, перестановки и изъятия, включая полную переориентацию готовых фрагментов и использование их в контексте, совершенно отличном от исходного замысла автора.

Раздвоение текста как в общем пространстве романа, так и в отдельных сюжетных линиях. События на “германском” фронте разворачиваются сразу на двух театрах военных действий – в Восточной Пруссии и в Галиции. В них принимают участие в одно и то же время одни и те же персонажи. Раздвоение имеет место сразу в нескольких сюжетных линиях: Евгений Листницкий выезжает из Петербурга на Северо-Западный фронт, прибывает туда и с этого же фронта после ранения уезжает в отпуск на Дон. Здесь же, на границах Восточной Пруссии, воюет друг Григория, Митька Коршунов, а также неизвестный казак-доброволец Тимофей, автор дневника.

Самый значительный факт – раздвоение сюжетной линии братьев Мелеховых. Ряд эпизодов или фрагментов, где так или иначе упоминается их фронтовая судьба, относятся к военным действиям в Восточной Пруссии и последовавшим после них операциям на Северном фронте.

Распределение в тексте фрагментов разных редакций. Первое упоминание о будущей встрече в Восточной Пруссии Григория Мелехова и Степана Астахова имеется во второй части “Тихого Дона”. Отдельными краткими упоминаниями или эпизодами тянется эта версия судьбы Григория Мелехова через четвертую, пятую и шестую части.

В то же время основные боевые эпизоды Григория Мелехова в третьей и четвертой частях относятся к боям в Галиции и Трансильвании в составе 12 Донского полка. В полном согласии с этим вся жизнь хутора Татарского отнесена к юрту Вешенской станицы Донецкого, а с весны 1918 г. Верхне-Донского округа. Изображенные в шестой и седьмой частях романа эпизоды Верхнедонского восстания также полностью соотнесены по своей географии с фронтовыми эпизодами 12 Донского полка. Однако в восьмой части в описании жизни Григория в банде Фомина неожиданно вновь всплывает упоминание Восточной Пруссии как места, где сражался Григорий Мелехов на германском фронте.

Хронологически обе версии существуют в тексте практически в одних и тех же временных рамках, захватывая по времени, каждая из них, большую часть текста. Так первое упоминание Восточной Пруссии в тексте происходит в “1912” году, далее следуют краткие фронтовые эпизоды четвертой части. Новые прямые упоминания Восточной Пруссии мы встречаем в шестой части, в главах, посвященных восстанию на Дону 1918 г. против большевиков. Эти главы охватывают время от весны 1918 г. до первых месяцев зимы 1919 г. Последнее здесь упоминание Восточной Пруссии встречается в гл. 34 шестой части в эпизоде похорон Петра Мелехова, в самом начале Верхнедонского восстания.

Таким образом, в тексте первых семи частей “Тихого Дона” Верхнедонское восстание служит крайней хронологической границей, когда встречаются еще какие-либо следы или упоминания восточнопрусской версии сюжета.

Правда, еще однажды, в восьмой части романа, мы встречаем упоминание Восточной Пруссии в судьбе Григория Мелехова. Однако сама восьмая часть, характер ее повествования, как мы уже подробно рассматривали выше, стоят особо. Действие в ней развивается вне широкого исторического контекста, без прямой связи с реальными конкретными историческими событиями в России тех дней. Поэтому интерпретация этого последнего случая упоминания “Восточной Пруссии” неоднозначна: не имея жестких внутренних точек привязки к реальным историческим событиям, этот фрагмент может быть в равной мере отнесен к более раннему времени повествования – к предшествующим частям с позднейшим переносом его соавтором в восьмую часть при позднейшей компоновке текста заключительных глав “Тихого Дона”.

Таким образом, восточнопрусская версия не может быть отнесена к какому-то локальному “варианту” сюжета, затрагивающему лишь некоторые отдельные события романа. Будучи органично введенной в художественное пространство, она присутствует в событиях с первых частей романа до самой последней. А обнаруженные в “галицийской” редакции остаточные следы первоначальной редакции, “восточнопрусской”, указывают еще и на то, что эти версии создавались последовательно, одна из другой; позднейшая – путем редактирования и частичной переработки ранней редакции.

Проблема двух редакций с точки зрения соавтора

С другой стороны, если исходить из общепринятой до последнего времени версии создания романа “Тихий Дон”, то получается, что в течение всех тринадцати лет работы Шолохова над ним выходившие из под его пера страницы повествования строились попеременно на основе то одной, то другой версии развития сюжета.

Географический фактор романа, точное определение места основных разворачивающихся в нем событий безусловно входят в число важнейших стабильных характеристик создаваемого автором художественного пространства. В принципе, по ходу создания произведения возможны радикальные изменения его важнейших составных параметров, в том числе и места действия тех или иных описываемых событий. Но тогда случаи обнаружения первоначальных версий должны быть локализованы в эпизодах, относящихся к более ранним частям художественного текста, и должны интерпретироваться как фрагменты, не прошедшие достаточно тщательного редактирования при включении в позднейшие версии.

В “Тихом Доне” мы сталкиваемся с ситуацией совершенно иной, намного более сложной: “восточнопрусские” фрагменты многократно перемежаются с фрагментами основной, “галицийской” версии.

1.  После “предсказания” во второй части романа будущего столкновения Григория со Степаном Астаховым на фронтах Восточной Пруссии в начале третьей части следует описание службы Григория перед войной и в ее первые дни в Галиции.

2.  Далее, Листницкий прибывает на Северо-Западный фронт в конце августа, где встречает казаков с хутора Татарского. Там же, на границах Восточной Пруссии Григорий Мелехов находит дневник неизвестного казака-добровольца.

3.  Первое ранение Григория в бою за г. Каменка-Струмилово, получение Георгиевского креста за этот бой и новое ранение происходит в середине августа на территории Галиции. Однако в четвертой части романа в воспоминаниях Григория Мелехова о первых месяцах войны фигурирует не Галиция, а Восточная Пруссия.

4.  Последующее участие Григория в событиях на фронте в Галиции и Трансильвании осенью 1916 г. описано в составе 12 Донского полка. Но в начале гражданской войны летом и осенью 1918 г. Григорий, сравнивая происходящее с собственным опытом германского фронта, снова мысленно обращается к Восточной Пруссии.

5.  Верхнедонское восстание против большевистской власти помещает и Григория Мелехова, и хутор Татарский в самый центр событий. Однако дважды в первые дни восстания у Григория прорываются воспоминания и мысли о Восточной Пруссии, хотя ни один из казачьих полков Верхне-Донского округа в Восточной Пруссии не воевал. На этом случаи упоминания в тексте шестой и седьмой частей “Тихого Дона” восточнопрусской версии прекращаются.

6.  Самым “неожиданным”, пожалуй, можно назвать вновь появившееся в тексте восьмой части воспоминание Григория о своем участии в боях в Восточной Пруссии. Казалось бы, последовательная пятнадцатилетняя работа Шолохова над “Тихим Доном” должна была привести его к какому-то определенному выводу, к выбору того или иного округа, где разворачивается действие романа, того или иного казачьего армейского полка. Однако в действительности ничего подобного не произошло. Как самое первое, так и самое последнее упоминание в тексте фронтовой биографии Григория Мелехова относится к Восточной Пруссии!

Причина раздвоения текста “Тихого Дона”

На первый взгляд рассмотренное нами “раздвоение” текста совершенно несущественно. Казалось бы, какое значение может иметь факт появления отдельных персонажей на том или другом участке огромного германского фронта? Вероятно именно этот фактор и сохранил в тексте явные следы ранней редакции. Шолохов не придал никакого значения тому обстоятельству, что его персонажи сражаются на фронте сразу в нескольких, далеко отстоящих друг от друга местах.

В действительности значение обнаруженных нами аномалий чрезвычайно велико. Ведь речь идет здесь не о второстепенных сопутствующих факторах тех или иных эпизодов. Наоборот, мы имеем дело с такими характерными параметрами, которые определяют, в соответствии с авторским выбором, ход и развитие событий в романе. Они создают внешние рамки, в которых формируется, создается автором художественное пространство с его неповторимыми образами, персонажами, трагическими коллизиями.

Ход событий, выбор конкретной исторической основы для развертывания автором своего повествования не может быть случайным и должен быть отнесен к числу наименее подверженных изменениям и переделкам. Отход от уже выбранного решения влечет преобразование всего художественного пространства, если автор со всей ответственностью относится к изображаемому им миру, и должен иметь под собой какие-то серьезные основания.

Если выявленный нами характер отличий двух редакций связан с изменениями хода событий, описываемых в романе, то, как было нами показано, причиной появления второй редакции является изменение “географических координат” “Тихого Дона”. Характер участия персонажей романа в войне 1914 г. жестко связан с местом нахождения на Дону родного хутора казаков – Татарского. Поэтому переход от варианта текста, где главные действующие лица сражаются в Восточной Пруссии, к варианту “галицийскому” связан с переносом автором места действия “Тихого Дона”, вымышленного хутора Татарского, в Верхне-Донской округ, в юрт Вешенской станицы. Первоначально хутор был помещен автором в иной округ Области войска Донского, вероятнее всего – в Усть-Медведицкий.

Здесь мы подошли к ключевому моменту в понимании проблемы двух редакций текста. Чтобы лучше понять возникшую в тексте ситуацию, попытаемся изменить точку наблюдения и посмотрим на повествование с позиций “ранней”, восточнопрусской версии.

Если внимательно прочитать первые части “Тихого Дона” (до середины шестой части, гл. 28), то мы увидим, что повествование в большей своей части не привязано жестко к Вешенской станице. Для него вообще характерно такое построение художественного пространства, в котором указания на какие-либо конкретные географические детали сведены к минимуму. Из всего этого мы вправе заключить, основная или, по крайней мере, значительная часть текста “Тихого Дона” вплоть до середины шестой части, глав, в которых встречаются последние упоминания Восточной Пруссии, может быть отнесена к ранней, “восточнопрусской” редакции романа, которую автор позднее в той или иной мере переделал или отредактировал. Внесенные изменения в “географические координаты” художественного пространства привели к тому, что основные казачьи персонажи “Тихого Дона”, фокус описываемых автором событий гражданской войны на Дону переместились в эпицентр героического восстания казаков на верхнем Дону весной 1919 г.

Хронологически пресечение ранней восточнопрусской редакции на страницах романа произошло практически одновременно с началом восстания. Или, иначе говоря, начало восстания повлекло за собой переработку автором текста “Тихого Дона” такую, что автор романа перенес свое повествование и поместил его в эпицентр восстания. Такая эволюция в работе над текстом возможна в единственном случае – когда автор создает свое произведение параллельно, синхронно с событиями, которые он описывает.

Это означает, что в основе большей части текста “Тихого Дона” –первых пяти частей вплоть до середины шестой части, лежит текст неизвестного автора, написанный до начала вешенского восстания, во всяком случае не позднее зимы 1919 г. Только этим фактом можно объяснить наблюдаемые в тексте переходы от одной версии сюжета к другой: когда создавалась ранняя редакция “Тихого Дона”, автор еще не знал о том, что в конце зимы 1919 г. разразится Вешенское восстание, и поэтому поместил своих персонажей в иные места сообразно со своим первоначальным замыслом. Если бы автор начал свой труд над казачьей эпопеей после гражданской войны, когда верхнедонское восстание уже вошло яркой страницей в историческую летопись донского казачества, то у него не было бы ровным счетом никаких причин первоначально помещать место действия романа и своих героев в Усть-Медведицкий округ, а в дальнейшем, с помощью трудоемкой и сложной переделки текста, перемещать “географию” повествования на новое место, в Верхне-Донской округ.

* * *

Расслоение текста, обнаруженное в нашем исследовании, и структура соединения различных редакций в окончательном варианте романа “Тихий Дон” указывает на две важных особенности текста. Первая – это существование двух различных авторских редакций исходного текста “Тихого Дона”, позднейшая из которых возникла при частичной переработке первоначальной редакции с целью изменения в нем некоторых “географических” координат места действия романа. Особенности различий между двумя авторскими редакциями, распределение тех и других фрагментов в тексте позволяют определить время работы автора “Тихого Дона” над своим произведением, датировать художественный текст.

Вторую характеристику текста составляет механическое, компилятивное объединение соавтором текста обеих авторских редакций при отсутствии видимого понимания соавтором возникающих при этом принципиальных расхождений и внутренних противоречий. Невозможно представить разумное объяснение столь многочисленных “перескоков” от одной версии сюжета к другой и обратно, если предполагать, что текст “Тихого Дона” создавался последовательной работой лишь одного автора, Шолохова, в двадцатые годы.

Выявленное в романе “механическое” соединение разных редакций художественного текста является прямым указанием на существование исходного авторского художественного текста. Начало его создания следует отнести ко времени еще довоенному, и шло оно параллельно событиям, описанным в романе.

Этот текст после событий зимы 1919 г. подвергся авторской переработке, которая, судя по дошедшей до нас опубликованной версии “Тихого Дона”, осталась незавершенной, незаконченной.