В окрестностях Светлояра

В августе 2004 г. студенческая фольклорная практика филологического факультета в составе 20 человек под руководством доц. А. В. Кулагиной и м. н. с. В. А. Ковпика второй раз посетила Воскресенский район Нижегородской области, расположенный в нижнем течении Ветлуги. Основная база экспедиции располагалась в 2 км от районного центра в школе деревни Чухломка, откуда участники практики отправлялись на запись в поселок Воскресенское и окрестные села и деревни; обследовав их, во вторую половину срока фольклористы разъехались по шести сельским администрациям района: Богородской, Большепольской, Докукинской, Егоровской, Нестиарской, Староустьинской. В Воскресенском районе находится знаменитое озеро Светлояр, поэтому неудивительно, что, как и в прошлом году (когда собиратели жили в селе Владимирском, у самого озера), основное внимание было уделено народной легендарной и исторической прозе. В этом году было записано около двухсот различных свидетельств о граде Китеже, Светлояре и его окрестностях, т. е. приблизительно в 3 раза меньше, чем в 2003 году. Отсюда очевидно, что чем дальше мы находимся от Светлояра, тем меньше исполнители знают и помнят о нем. Мало кто из старожилов сейчас может рассказать о том, как появился город Китеж. О князе Юрии (Георгии), его основателе, вспоминают только школьники и учителя; здесь проявляется несомненное влияние письменных источников легенды. Большинство исполнителей владеют основной версией легенды, в которой Китеж исчезает, спасаясь от монгольского ига. Одинаково часто в интерпретации информантов город тонет в Светлояре и проваливается под землю. Часто озеро появляется уже потом, намного позже нашествия Батыя. Отдельные исполнители считают, что Китеж по сей день стоит на берегу Светлояра, но увидеть его дано только праведным людям. В единичных случаях исчезновение города обосновывается не как следствие нашествия монголо-татар, а как повеление Божье; в такой версии легенды о провале города оно уже не чудесное спасение, а наоборот, наказание за грехи: “Был купец богатый в городе, он уж очень жадный был, и он, видимо, прогневал Боженьку, <…> что весь град утонул в этом озере”. Также только в единичных записях встречается древнейшая легенда о “девке-Турке”: “Прискакала сюда на коне девка Турка. Где ни прыгнет — ямы стоят, как погребы. Набежала она на светлый город, а он у ней под копытами и провалился, и стало над ним Светлое озеро”. Записывали фольклористы сведения и о двух других почитаемых озерах района — Нестиарском и в деревне Озерское.

Очень большое хождение среди жителей Воскресенского района имеют рукописные тетради с духовными стихами, народными молитвами и заговорами. Стихи исполняются на похоронах, поминках (поются или читаются по тетрадям), выполняют функции молитв и духовной литературы. Почти все из записанных в этом году 254 стихов — нового склада, традиционных встретилось лишь несколько текстов (“Плач Иосифа Прекрасного”, “Святая Варвара” и нек. др.). Наибольшей популярностью пользуются прощальные стихи, связанные с темами смерти, прощания с родственниками, покаяния пред лицом Господа, похоронами и поминками (“С другом я вчера сидел…”, “Минута горькая настала…”, “Незаметно век проходит…”, “Вот настанет мой праздник последний…”). Наиболее ценные из обнаруженных нами рукописных сборников вела в начале 30-х гг. XX в. Александра Ивановна Горюнова, жившая в деревне Капустиха. Она происходила из старообрядческой среды, в тридцатых годах была репрессирована еще молодой. Две тетради, которые она вела, были найдены в Капустихе у ее двоюродной племянницы, Г. М. Аршиновой, которая любезно разрешила переснять их.

В этом году нам удалось собрать всего 56 заговоров, бытующих как в записях, так и устно, причем если в других районах Поветлужья, где мы работали в прежние годы, количественно преобладали лечебные и хозяйственные заговоры, то в записях этого года первенствуют всевозможные обереги, подчас с сильно заметным влиянием христианства. Нашлось лишь 3 — 4 текста, где сохранились языческие мотивы без примеси христианства и силами-помощниками являются заря, вольный лес, гора, вода; больше случаев, когда адресаты канонических замещают языческих персонажей, наследуя их функции и характеристики (напр., “Архангел-батюшка ночной, дневной…” — вместо зари в традиционном заговоре). Очень распространен “Сон Богородицы”, бытующий и письменно, и устно (несмотря на большой объем текста) в качестве универсального оберега ото всех бед и болезней; его концовка отражает это предельно широкое назначение: “Кто будет этот сон знати и величати по три раза на день, тот будет спасенный, тот и сохраненный, тот будет помилованный: от ружья, от ножа, от воды, от сабли, ото всякия напасти и от скорби и болезни” или “тот будет спасен и сохранен в пути-дороге, в домашнем подворье, от девки-простоволоски, от бабы-самокрутки, от клеветника и клеветницы, от еретика и еретицы, от колдуна и колдуницы, от парня каморого, от скоропостижной смерти”.

Традиционных лирических песен было найдено очень мало — около десятка, зато было записано не менее 425 песен литературного склада и новых баллад. Особую группу среди последних составляют новые баллады на мотив частушек “Семеновна”, являющих оригинальное контрастное сочетание трагического, всегда кровавого сюжета и весёлой плясовой формы (“На горе костёр, / Под горой костёр, / Слушай, публика, / Спою про двух сестёр…”, “Жила доченька / Да с родной матерью…” и др.).

Календарный и семейный обрядовый фольклор в Воскресенском районе сохранился плохо, особенно семейный. Удалось обнаружить лишь крайне неполные описания свадебного обряда с отрывками причитаний и песен. На похоронах почти повсеместно в районе вместо причитаний поют или даже читают новые духовные стихи по тетрадкам. Однако в деревне Чухломка фольклористам посчастливилось обнаружить настоящую плакальщицу — Таисию Александровну Паршукову, исполнившую более десятка похоронных, поминальных и рекрутских причитаний. Таисия Александровна владеет искусством импровизации, складывая свои причитания в зависимости от обстоятельств жизни и кончины покойного; она ходит оплакивать родных и знакомых в своей деревне. Встречая близких покойного, сидя около гроба, провожая гроб из дому, посещая кладбище в поминальные дни, она в своих причитаниях беседует с усопшим, излагая скорбь осиротевших родных, и передает приветы на тот свет. Вот отрывок одного из ее причетов: “Что сидим, утуляемся, / Людей-то мы опасаемся? / Пойдёмте-тко, мои милыя, / На перёд под окошечка, / Садитеся, мои милыя, / Возле бок, праву сторону, / На скамеечку-ту дубовую, / Ноженьки-ти точёныя, / Скамеечка не сломается, / Ноженьки не споткнутся ведь, / Коло своего родного отца-тятеньки. / Войте-тко, повывайтеся, / Сиротам называйтеся, / Остаетесь вы, мои племяннички, / Без родного отца-тятеньки! / Не жалейте-тко, мои милыя, / Своего лица белого: / Личико не хрустальное, / Слёзы-ти не жемчужныя. / Давайте-тко, мои милыя, / Заодно думу думати, / Кому достанется долюшка / Сходить на тот на быстрой ручей, / На тот ручей да за спор-водой, / Принести да во горсточке, / Принести хотя б три капельки, / Спрыснути брата милого — / Может быть, он воспахнется, / Откроет нам очи ясныя, / Скажет нам слово ласково / Единое да последнее?”.

Также в селах и деревнях района фольклористы записывали былички, частушки, анекдоты, произведения детского фольклора.

Для изучения изменений в фольклорном репертуаре Воскресенского района Нижегородской области на протяжении последних 30 лет А. В. Кулагина и В. А. Ковпик в конце декабря 2004 г. предприняли командировку в г. Санкт-Петербург, где в рукописном архиве ИРЛИ РАН хранятся материалы экспедиций сотрудников Пушкинского Дома в этот район (1970-е гг., колл. 263, п. 4, 5, 6, 7).